— Что делать? — в отчаянии спросила она, морщась и потирая поврежденную ногу.
— Холодное приложи. Быстрее пройдет. А если про ситуацию в целом, то ничего особенного не будет. Само как-нибудь рассосется. Как тебя угораздило столько раз замуж выскочить? Некоторые всю жизнь маются холостыми, а тут засада какая-то. Не кисни. Все образумится.
Кото оказался почти прав. Нина Петровна своим голубиным воркованьем утихомирила Нюсиных мужей, считая, что Олег — приз, за который надо бороться с умом. Вдова дипломата, она прекрасно владела тактикой ведения скользких разговоров и наметилась на достижение цели посредством дискредитации нежелательного претендента.
Иваныч приуныл, но не сдавался. На пути к высотам благосостояния он тоже поднаторел в технике ожидания. Сейчас ему казалось наиболее разумным сосредоточиться на ожидании возвращения Олега. Чтоб хоть краем глаза взглянуть на мальчика. Тогда он сразу поймет, его это чадо или нет.
Твердолобое упрямство Нюси никто в расчет не брал. Ну, ошиблась, с кем не бывает. Родила в промежутке между браками, скрыла дите, чтоб бывших мужей наказать, или следующего не смущать довеском. Ничего страшного. Главное, что мальчишка где-то поблизости и вот-вот объявится. Смешнее всего было то, что никто из псевдоотцов не обладал достоверной информацией о настоящем возрасте ребенка.
Затюканный матерью, невероятно интеллигентный муж номер два звался Виктором. Скромно испросив у Кото что-нибудь выпить, он меланхолично надирался в углу, презирая себя за слабохарактерность. Осушая рюмку за рюмкой, он таким традиционным для России способом восстанавливал пошатнувшееся душевное равновесие, попутно лелея надежду несанкционированной пьянкой доказать мамаше свою независимость.
Навеки безнадежно влюбленный в Нюсю, Виктор при каждом взгляде на бывшую жену покрывался мелким бисером пота. И тихо вожделел. Нюся решительно не могла вспомнить, за что она полюбила этого стеснительного невнятного мужчину.
«По-моему, он был веселый и невероятно ласковый, а может, это был кто-то другой».
Как и следовало ожидать, память коварно подвела Нюсю — Виктор понравился ей своей эрудицией в области географии. Заядлый путешественник, он мог часами увлекательно расписывать прелести заморских стран. К этим познаниям прилагалась фантастическая способность Виктора ежесекундно боготворить свою жену. Впрочем, тут нет ничего удивительного — все бывшие мужья обожали ее безоговорочно, за то, что она умудрялась находить в них такие достойные уважения качества, каких в них, может, отродясь не было. Но они пребывали в уверенности, что только эта женщина понимает их по-настоящему. Если бы Нюся приложила старания, то припомнила, что в Викторе она углядела мужественного борца за справедливость, обладающего изысканной романтической сексуальностью. Чему он соответствовал из последних сил.
Нина Петровна ползала по дому, бормоча одобрительное «ну-ну» в процессе рассматривания Нюсиного интерьера. Импульсивно собранные «по случаю» в одном помещении вещи удивительно дополняли друг друга, создавая уютную, несколько старушечью атмосферу.
По стародавней привычке Нина Петровна нацелилась было выпросить милую безделушку, истинной ценности которой Нюся не знала и знать не могла.
Два жизнерадостных великосветских зайца, принаряженные в карнавальные костюмы, игриво кокетничали на публику, вызывая в зрителях неизменную улыбку. Едва Нина Петровна обернулась, чтоб небрежно произнести: «Дорогая моя, по-моему, эти кролики просто вопиющий хлам. Они тебе ни к чему. Только вид портят. Думаю, им самое место на моем туалетном столике», — как узрела сыночка, надирающегося со скоростью изношенного пустыней верблюда на водопое.
Экспроприацию фарфора пришлось временно отложить. Забыв обо всем, Нина Петровна отважно ринулась пресекать плебейские манипуляции сына, бесцеремонно отобрав уже почти опорожненную бутылку.
Иваныч заметно расстроился. Пьяненький Виктор его устраивал гораздо больше.
Смутное небо вспыхнуло, расцвеченное яркими многоцветными отблесками. Где-то неподалеку взрывались праздничные фейерверки, изрыгая многоголосые канонады. Жители городка сидели по своим унылым конурам, пялились в маленькие окна, скорбно подсчитывая стоимость каждого выстрела. Печально суммируя, сколько потрачено на такое сказочное развлечение и что можно было бы купить на эти немерянные деньжищи. На десятом залпе они утешились тем, что уж им-то зрелище досталось бесплатно.
Спустя три залпа восстановилась привычная звенящая тишина, слегка разбавленная отдаленным лаем нервных пустобрехов. Видимо, день рождения подходил к концу. С минуты на минуту можно было ожидать появления мальчика.
Вот приветливо тявкнул Волкодав. Дверь медленно отворилась. На пороге стоял понурый Олег, обеими руками придерживая новые брюки. Впрочем, его странное поведение быстро сменилось изумлением, с которым он теперь обозревал незнакомые напряженные лица.
— Сынок, — раздались два хриплых мужских вопля.
Нина Петровна повергла в шок вселенную, впервые потеряв дар речи.
— Нюся, кто это?! — испугался мальчик, опрометчиво забыв про брюки.
Которые словно только и ожидали удобного момента.
— Нюся, ты только не ругай меня. Я не нарочно! Там кошка на яблоню залезла, а обратно никак. Мы ее кискали, кискали, Аня переживает, говорит — высоко, теперь ей, бедненькой, не слезть. Ну, все стоят столбами, а я залез на дерево. А кошка ни в какую в руки не дается. Все руки поцарапала, зараза. Тигр, а не кошка. А потом она на самую тонюсенькую веточку от меня сползла, а я только за ней потянулся, а ветка лопнула…
Мужья понимающе заулыбались.
— Думаю, это не ветка лопнула, — Кото оценивающе осмотрел тылы спасителя кошки. — Повезло, просто по шву разошлись.
— Ты ничего не сломал? Не ушибся? — Нюся принялась интенсивно мять повизгивающего Олега, пытаясь на ощупь определить, нет ли серьезных повреждений.
Кото улучил момент замешательства, схватил Олега за руку и без лишних слов уволок наверх.
— Не волнуйся, взрослые сами разберутся. Брюки — ерунда. Видишь ли, Нюся попала в неловкую ситуацию… Такое с ней бывает. Лучше расскажи, как прошел праздник. Понравился твой подарок?
Дом слегка вздрогнул от многозначительного бабаха двери в «детскую», прервав тотальное онемение семейного совета.
— Вылитый прадед Самуил, — восторженно подытожила Нина Петровна.
В Олеге от таинственного прадеда Самуила было не больше, чем в пуговице. Особенно из образа выпадал цвет глаз, не свойственный подавляющему большинству всех Самуилов на свете — пронзительно синий, как ясное небо в июле. Но этот очевидный факт не смущал потенциальную бабушку. По причине своей не меньшей голубоглазости. Правда, в ее случае более уместно сравнение с небом в октябре и ближе к сумеркам.
— У него на подбородке ямочка, — выпалил Иваныч, продемонстрировав нижнюю часть лица, поросшую щетиной.
Ямочка там имелась, спору нет. Даже не ямочка, а барсучья нора в выпуклом упрямом кирпиче челюсти Иваныча. Но на Нину Петровну она не произвела ровно никакого впечатления. Мало ли у кого челюсть с дефектом? И нечего таким безобразием хвалиться.
Прислушиваясь, Виктор тоже решил внести свою лепту в дискуссию. Неуверенной походкой он дошел до мутного пятнистого зеркала в резной раме, где долго рассматривал свое нечеткое отражение.
— Нос — раз, рот — два, уши — три. Нет сомнений. Мой сын. Мы будем за него бороться. Не сметь запрещать мне видеться с моим сыном! — визгливо вскрикнул он напоследок и попытался прорваться на лестницу.
Своевременно возникший Кото отогнал разбушевавшегося Виктора на прежнее место.
— Цыть, папаша. Мальчик переволновался. Я уложил его спать. И еще — я советую вам определиться, хотите ли вы конфликтовать, или вам действительно не безразлична судьба ребенка? Вот и славно. Будем считать, что не безразлична, — миролюбиво добавил он, воспользовавшись временным затишьем. — Теперь — марш по домам.