За раскрытыми дверями грузового отсека во всей своей красе раскинулись доки Ивздауна. Желтоватый воздух смердел так сильно, что практически вяз на зубах. Здесь пахло густой несъедобной похлебкой из ракетных выхлопов, обугленного мусора, разлитого ракетного топлива, немытых тел людей и животных, а также гор вареных белковых брикетов. Взлетающие и садящиеся корабли поднимали в воздух хрупкие пожелтевшие газеты и вымазанные сливовым соусом тарелки из пеноматериала. На границах взлетного поля вращались яркие, цветные бумажные зонтики. По улице, покрытой выбоинами, бегали стаи собак не поддающейся определению породы. Ритмично гудели машины – или, может, это кричал чей-то осёл? То здесь, то там капитаны, обладающие сомнительной репутацией, подкупали таможенников; по обломкам цивилизации и сквозь них ползли орды грязных людей – кто-то искал работу, кто-то – неприятности. Мэл был вынужден признать, что сейчас принадлежит к обеим этим группам.
Хобан Уошберн, пилот «Серенити» и муж Зои, посадил корабль на заре – по корабельным часам, – однако здесь, на Персефоне, было полшестого вечера. Солнечный свет, и так слабый и унылый, уже угасал, уступая сумраку синюшного цвета. На планете прошло всего три четверти часа, однако Мэлу каждая минута в обществе Бэджера казалась вечностью. Он не знал, что злило его больше всего – то ли развязность бандита, то ли его непрошибаемая тупость, то ли напускная веселость, маскировавшая гнилую душонку. Мэл вдруг понял, что раздражается всё сильнее, и заставил себя отвести взгляд.
– Сэр, тут столько наклеек «опасно», – напомнила ему Зои.
– Каких наклеек «опасно»? Ни одной не вижу.
– Я про наклейки, на которые вы косо посматриваете с тех пор, когда прибыли эти ящики.
– А, ты про эти наклейки. Ну, видишь ли, иногда люди преувеличивают. Не хотят попасть под раздачу. Юридическая ответственность и всё такое.
Мэл старался говорить убедительно, но даже сам себе не верил.
– Да, сэр, – ответила Зои. – Но насчет жидкостей, сэр. Содержимое ящиков взорвется, если вступит в контакт с водой. Тут так написано. А у нас на прошлой неделе засорился туалет рядом с комнатой отдыха…
– Кейли всё исправила, – напомнил ей Мэл. – И до грузового отсека ничего не дотекло.
– Да, но всё равно…
– А ящики выглядят прочными и герметичными, – прервал ее Мэл всё так же неубедительно.
– Полегче, – встревоженно сказал Бэджер, глядя на то, как погрузчик ползет по палубе с ломающим его подвеску контейнером.
Всё шло по плану – и вдруг перестало.
Возможно, правый зубец вилки погрузчика был поврежден во время предыдущей работы либо его повредили три других контейнера, но, в любом случае, он с леденящим кровь визгом внезапно отогнулся вниз. Правая часть контейнера резко накренилась; он сполз с непострадавшего зубца и с силой ударился об пол ангара, а затем опустился на него всей гранью с грохотом, который пронял Мэла до мозга костей. Оператор в панике соскочил с погрузчика. Бэджер присел, крепко зажмурился и закрыл уши руками.
– Та ма дэ! – заревел Мэл.
Прошло несколько секунд.
Затем еще несколько.
Ничего не произошло.
– Упс, извини, – беззаботно сказал Бэджер, опуская руки. – Ну что, может, оставим его здесь? А я подожду, пока у меня расслабится сфинктер.
Он резко кивнул в сторону погрузчика. Водитель сел в машину, включил задний ход и быстро отъехал. Бэджер достал из внутреннего кармана лист бумаги, похожий на грузовой манифест, и принялся его изучать.
Зои вздохнула.
– «Эйч-Ти-Экс-20» не взрывается, если сильно его не швырять. Верно, Бэджер? – спросил Мэл.
– Точно. Его также нельзя мочить, нагревать и всё такое. Мы же всё это разбирали. Тебе еще раз напомнить, что ли?
– Нет, но ящик же только что уронили. Откуда мы знаем, что с ним всё в порядке?
Бэджер посмотрел на Мэла как на дурачка.
– Мы ведь еще живы.
С этим сложно было спорить.
В этот момент, словно Мэлу не хватало забот, на мостике над грузовым отсеком появилась Ривер Тэм.
– Ящик хочет танцевать, – объявила она, сбегая по лестнице.
На ней были розовый свитер и юбка в оборках, а на ногах – высокие сапоги. В руках она держала бамбуковую флейту.
– Лучше уйди, – сказал Мэл, помня о том, что Ривер нельзя называть по имени в присутствии Бэджера и его людей. – В грузовой отсек пока нельзя. Дун ма?
Ривер обиженно надулась. Мэл мог предположить, что у девочки-подростка на корабле бывают унылые минуты. Или унылые дни, или еще более унылые недели. Но Ривер не была обычным подростком. Она сама придумывала себе развлечения – часто не такие уж безопасные, – которые обычно вызывали реакцию типа «Чёрт, что это было?!»