Из гостиной доносились голоса. Сначала голос францисканца, довольно долго:
— Сегодня утром к нам в монастырь пришел юноша, искушаемый дьяволом. Он рассказал мне, что имел несчастье влюбиться и с отчаяния пожелал заняться черной магией. Однажды в полночь он попал во власть сатаны. Злой дух явился ему в просторах зыбучих пепельных песков, среди страшного шума ветра, поднятого его крыльями, подобными крыльям летучей мыши, когда он метался под звездами.
Послышался вздох матушки:
— О боже!
Монах продолжал:
— Сатана сказал юноше, чтобы тот подписал договор, и тогда он сделает его счастливым в любви. Юношу охватили сомнения, ибо был он окроплен святою водою крещения, и он отогнал сатану, сотворив крестное знамение. Этим утром, на рассвете, он пришел к нам в монастырь и в тайне исповедальни покаялся мне. Я сказал ему, чтобы он перестал заниматься этой дьявольщиной, но он отказался. Моих советов было мало, чтобы убедить его. Эта душа обречет себя на вечные муки!
Снова простонала матушка:
— Пусть лучше умрет моя дочь!
А голос монаха, таинственный до ужаса, продолжал:
— Если бы она умерла, он, возможно, и восторжествовал бы над адом. Если останется жить, погибнут оба. Недостанет сил у слабой женщины, подобной тебе, побороть могущество черной магии!
Зарыдала матушка:
— С нами милость Божья!
Последовало долгое молчание. Монах, должно быть, молился, размышляя об ответе. Басилиса Пригожая все прижимала меня к своей груди. Послышалось шлепанье сандалий монаха, и старуха разжала было руки, чтобы подняться и убежать. Но осталась недвижной, удерживаемая голосом, который зазвучал снова:
— Милость Божья не всегда с нами, дочь моя. То бьет ключом, то высыхает, подобно ему. Есть души, которые думают только о своем спасении, никогда не чувствуют любви к другим существам. Это — высохшие источники. Скажи мне: чувствовала ли ты в сердце своем тревогу, желание помочь какому-нибудь христианину, когда знала, что он рискует погибнуть? Что делаешь ты, чтобы избежать этого черного соглашения с силами ада? Отказываешь ему, а он получит ее из рук сатаны.
Матушка закричала:
— Иисус, Сын Божий, сильнее сатаны!
Монах ответил, и месть слышалась в его голосе:
— Любовь должна быть равной ко всем христианам. Любить отца, сына или мужа — все равно что любить глиняных идолов. Не ведая того, ты своей черной рукой тоже бичуешь крест, как и студент из Бреталя.
Он, должно быть, простер руки к матушке. Затем послышался какой-то шум, — видимо, он удалялся. Басилиса спряталась вместе со мной, и мы увидели, как мимо нас, совсем рядом, прошел черный кот. Как вышел падре Бернардо, никто не видел. Басилиса пошла тем вечером в монастырь и потом рассказывала, что он читал проповедь за много лиг[113] отсюда.
Как хлестал дождь по стеклам и каким печальным был вечерний свет во всех комнатах!
Антония вышивает около балкона, а наша матушка, откинувшись на диване, пристально смотрит на нее зачарованным взглядом, какой бывает у людей, изображенных на картинах, у которых глаза словно стеклянные. Наши души погружены в молчание, только слышно, как качается маятник. Антония вдруг задумалась с высоко поднятой иглой. Высоко на диване вздохнула матушка, а у сестры задрожали веки, словно бы она проснулась. И тогда во многих церквах зазвонили колокола. Басилиса вошла со свечами; заглянув за все двери, поставила их на подоконник. Антония снова погрузилась в мечты, склонившись над вышиванием. Матушка поманила меня рукой и удержала подле себя. Басилиса принесла прялку и уселась на полу у дивана. Я чувствовал, что у матушки зубы выбивают дробь, словно кастаньеты. Басилиса встала на колени, пристально глядя на нее, и матушка застонала:
— Выгони кота, он царапается под диваном.
Басилиса наклонилась:
— Где кот? Не вижу.
— И не слышишь?
Старуха ответила, стуча прялкой:
— Не слышу.
Матушка закричала:
— Антония! Антония!
— Да, сеньора?
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем, сеньора!
— Ты слышишь, как царапается кот?
Антония прислушалась на мгновение:
— Он уже не царапается!
Матушка вся задрожала:
— Царапается возле ног моих, но я тоже не вижу его.
Пальцы ее впились мне в плечо. Басилиса хотела посветить под диваном, но сильный порыв ветра, от которого захлопали все двери, погасил свечу у нее в руках, и, пока наша матушка кричала, ухватив сестру за волосы, старуха, взяв оливковую ветвь, кропила святою водой углы.