— Все, все, — говорил инвалид. — Раз это кому-то мешает — пожалуйста!
Какое завидное мироощущение! Запускать на полную мощь радио и ни разу не подумать о том, что это может кого-то беспокоить. Домой я вернулся с победой.
Центром нашей жизни был Митя… Каждое его словечко, неожиданное, казавшееся нам остроумным, запоминалось, пересказывалось.
Ему пошел третий год. Я все вспоминаю свои стихи, которые прочел за год до этого при внесении в комнату торта с одной свечой, на которую мы заставляли его дуть что есть силы…
В счастье и мире… Казалось, что могло угрожать милому нашему сыну? А тем не менее… В начале августа, в день рождения Любы, съехались гости. Моя сестра Аля, ее муж Анатолий, его брат с женой Наташей, недавно приехавшие из советской оккупационной зоны Германии. Наташа привезла для Мити кое-что из одежды, маме — шоколад… Его дали попробовать и Мите. Не знаю, что послужило причиной, но вскоре наш сын захворал. Да так, что мы не могли понять — чем. О, эти ужасные августовские ночи, их называют воробьиными, когда далекие зарницы, не приближаясь, следуют одна за другой, бесшумно… Говорят, что сердца у воробьев не выдерживают такого… Ожидаешь, что вот-вот загремит — и ни звука. Только свет, озаряющий горизонт… Когда мы везли это маленькое, безжизненное тельце в Москву, ему было уже совсем плохо. Страшно сознавать, что он мог бы умереть, а мы так и не знали бы, от чего.
В Москве я привез к сыну замечательного детского врача. Целестина Моисеевича Тумаркина, которого приглашали к дочке наших друзей. И только тогда мы услышали страшный диагноз: полиомиелит, болезнь дотоле нам совершенно не известная. Немедленно последовала больница — Морозовская детская — и потекли дни… Поскольку эта болезнь поражает нервные клетки, нависла новая опасность: может быть, выживет, но кем останется? Калекой? И тут полностью выявилась натура моей Любы! Она отдала себя всю выздоровлению нашего сына, оставив свою успешно начинавшуюся научную карьеру физиолога у Э. А. Асратяна. Непрерывный уход, массаж, поездки в Евпаторию на лечение, и потом… Словом, всю, всю жизнь! Что мои переживания перед этим подвигом моей Любы, жизнью, полной деланием, ежеминутным, постоянным. Когда сыну было уже четырнадцать лет, у него, как следствие перенесенной болезни, началось прогрессирующее искривление позвоночника… Помню, я тогда жил зиму на даче. На меня навалилась такая тоска, такая безысходность, что я пошел в поле, ночью, сошел с дороги. Снег был очень глубоким, я зашел дальше и лег в снег. Надо мной было глубинное ночное небо, ярко сверкали звезды, а я лежал и думал: за что нам выпали такие испытания?
Болезнь сына свела нас с двумя людьми, которые на разных этапах, в меру своих сил помогали ему в восстановлении здоровья. Это Вера Васильевна, врач из Морозовской больницы, и Николай Андреевич, методист лечебной физкультуры, «гимнаст», как называла его моя мама. Вера Васильевна много сделала для нашего мальчика, благодаря чему он смог начать самостоятельно ходить. Она рассказывала, что часто слышала при обходе палат, когда привычным жестом проверяла простынки под маленькими пациентами:
— Я сухонький…