– Мам, ну ты что? Какая такая потеха? Я ж вроде не слабоумная?
– И то верно. – Кивнула мать и стала осматривать всю комнату дочери. – Давай, вспоминай да смотри в оба.
Тут на шорох и бабка приковыляла.
– Чегой-то, девки расшумелись, ась? – Негодовала старая.
Те коротко как могли, пояснили, баба Катя призадумалась.
– Не хорошо это, примета плохая. – Присаживаясь на табуретку, задумчиво сказала старуха.
– Мам, ну опять Вы за свое. – Нервно ответила мать Насти. – Ну, какая такая примета?
– А такая. – Отвечала бабушка. – Неспроста, ой неспроста. Выкрал, поди, кто?
–Да кто и зачем? – Дрожащим голосом, готовая вот-вот разрыдаться, произнесла Настя.
– И то верно. У нас вроде в эту осень других свадеб и не намечалося на деревне, кому это нужно? – Удивлялась мать Насти. – Да даже если бы и намечалося, то ктож в ворованном платье, скажите на милость, до венца пойдет? Сразу ж вычислят вора?
– Да не для того крадуть платья, чтоб в них под венец идти. – Протянула, кряхтя баба Катя. – И туфли, тожа говоришь, пропали?
– Даааааа… – Застонала Настя и разревелась.
– Ну вот, что, – Положив на колени руки, сказала старуха – Это ж все ясно.
– Что ясно Вам, мама? – Раздраженно спросила Настина мать, пытаясь обнять и успокоить дочь.
– А то, ясно. Что наряд то, подвенечный, для других целей выкрали.
– Да каких других? Не томите душу, по существу говорите-то!
– Кто-то уж очень девочке нашей позавидовал! А свадебным нарядом и порчи делают, и молодость и счастье с долей доброй воруют. Всякое делают.
– Опять Вы, Катерина Васильевна за свое?
– Эх Вы, нехристи хрещенные. Не верите мне, а Я жизнь прожила и не такое видела. – Подняв ладони к небу, как бы засвидетельствуя то, что говорит правду, и, подведя глаза к потолку, тихим голосом сказала баба Катя.
– Тьфу. – Злобно сплюнула Настина мать.
– А ты не тьфукай, Надежда! – Укорила женщину баба Катя. – А ты Настька, лучше подумай, кому насолила накануне, кого обидела али повод дала?
– Никого. – Размазывая по лицу сопли и слезы, и пуще прежнего рыдая, отвечала девушка.
– Так уж и никого? Хммм… но для такого дела и обиды не надо особой, только будь в чем то лучше других.
Вдруг, со стороны двора, послышалась какая-то возня и маты. Женщины вскочили и побежали на крик, баба Катя ковыляла сзади, самая последняя.
– Миш, чегой горлапанишь? – Высовываясь из-за двери, спросила Надежда своего мужа, отца Насти.
– Да там это! Б…ть, такое! – Мужчина не мог подобрать нужных слов.
– Там, – Вмешался брат Насти, Андрей, – на наше чучело в садку, кто-то надел платье белое!
Вся семья ринулась в полисадник, на задней стороне хаты. И вправду, стояло там чучело огородное, из палок сколоченное в старой мешковине и шляпе соломенной. Чучело это отец сколотил, чтоб ворон отгонять, уж шибко те фруктами да ягодами лакомиться любили. Только вот теперь, чучело было ряженое в подвенечное платье Насти и впридачу, забрызгано кровью! Даже в потемках, подсвечивая керосинками, отчетливо проглядывались рясные пятна бурой крови и так по всему платью, очень равномерно.
Настя, не выдержав, завизжала, брат, закрыл ей ладонью рот. Мать с отцом переглянулись и оба, заматерились. Баба Катя, охая, внимательно разглядывала этот неприятный сюрприз.
– А вот и черевички. – Буркнула она.
Возле чучела, стояли белые туфельки, точнее уже далеко не белые, а скорее грязно серые. Вовнутрь туфелек, была насыпана под завязку, земля.
– Что это? – Плача спросила Настя.
– Земля, землица-то, внученька. – Ответила баба Катя. – И, похоже, кладбищенская!
Что бы прекратить причитания и матерщину, баба Катя попросила Андрея, притащить из сарая мешок, а Надежду, принести отрез черной ткани.
Обмотав руки черной тканью, старушка быстро поснимала все с чучела, и засунула в мешок. Вытряхнула землю с туфель на отдельный отрез ткани и тоже засунула их в мешок. Делала она это весьма аккуратно, дабы голыми руками не прикосаться.
Мужикам, баба Катя приказала дом обойти, а заодно посмотреть, что с собаками, чего ж это они не залаяли, когда такое дело у них чутли не под носом творилось? А невестку с внучкой, в сарай загнала и сама туда с ними пошла, держа в руках мешок, с нарядом невесты, снятым с чучела.
Зажигая каганцы, баба Катя очень серьезно сказала:
– К Евдокии бежать надобно!
– Ну вот, опять Вы за свое Катерина Васильевна. – Пыталась пристыдить старушку Надежда. – Кто-то назло пошутил противно, а Вы опять приплетаете ерунду. За такое с партии исключают.
– Циц! – Прикрикнула, хоть и шепотом, на невестку баба Катя. – Ты Надежда вроде умная всегда была, а гляжу, как дитя нашего дело коснулось, так малоумной стала, али как? Не понимаешь чтоли?