Закрыл машину на ключ и пошел, напрямую.
— Ну, вот и … избушка. — И только подумал парень, как над его головой, громко хлопая крыльями, пролетела какая — то крупная птица. Едва не задела.
Из окошек избы, струился желтый свет.
Перед ступеньками, Петр остановился, проверил на месте ли цепочка. Полез в карман. Ага, все на месте, узелок в руках.
— Принесло притарахтело, не сидеть чертям без дела. — Неожиданно услышал он низкий женский голос за своей спиной.
От неожиданности Петр вздрогнул, но обернуться не решался.
— Ну и правильно. Стой как столб. — Снова сказал тот же голос.
— Яяяя… — Неуверенно начал Петр.
— Знаю, все знаю, зачем пожаловал ко мне. — Сказал голос, а по спине парня, холодок прошел.
— Не от хорошей доли, ко мне приходят, от безысходности. Страдания и горе, ко мне людей приводят. Вот и тебя, привели. — Сказал женский голос.
Петру стало страшновато, не успел он что-то подумать и сказать, как перед ним уже стояла женская фигура.
У Петра случилось что-то с глазами, он не мог рассмотреть и понять, толи это старая бабушка, толи это девица — молодица, а может и статная женщина, лет средних. Перед глазами поплыло. Замелькали мошки, затанцевали тени.
— Боишься? Тоже верно, правильно, что боишься, значит, уважать будешь, а глупости в голове твоей места не будет. Пошли в хату. — Женщина повернулась и пошла вперед, Петр, осторожно вступая, последовал за ней.
— Ну и коса! — Безмолвно произнес парень.
И вправду, коса Евдокии была странная. Длиной почти до пят, туго заплетена, но в тоже время растрепана, а сами пряди волос, разных цветов, черные, рыжые, седые. Разве такое бывает? Петр протер рукой глаза, посмотрел еще раз на косу, все также. А может это от света тусклого или усталости так ему показалось, померещилось?
Вошли вовнутрь и тут все нутро Петра, наполнилось странными ощущениями, как будто кто-то, в саму его душеньку лез, глубоко пробирался, шарудел и выворачивал все как рубаху наизнанку. Но парень стойко держался.
Деревянная избушка, из цельных срубов. Снаружи неказистая, внутри добротная и просторная. Все чисто и аккуратно. Вышитые занавесочки, плетеные коврики, свечи да керосинка, ничего особенного, да вот красного кута нигде не было.
С потолка свисали вязанные в венички травы, на лавке возле входа, с правой стороны, большое ведро с ключевой водой. А рядом, котяро сидел, пялился на Петра. Да такой огромный котяро! Усища длиннющие, лапища как у собаки дворовой, а хвост, точно метла. Казалось, этим хвостом, котяро черный, ведро в один взмах, перевернет.
— Выйди Митрофан, не смущай гостя незванного да жданного. — Приказала женщина и, кот поспешно спрыгнув с лавки, удалился через дверь, которая сама приоткрылась, а потом также сама, за котом и закрылась. На прощанье, меховой, лишь одарил Петра, сочувствующим взглядом, зыркнув огромными зелеными глазищами.
— И ты Варвара, тоже. — Сказала кому-то женщина и Петр улышал раскатистое «каррр-каррр». Слева от него, на прялке, сидела ворона.
Птица расправила крылья и собралась было вылететь в распахнувшеюся форточку. Но Ведьма Евдокия, рукой остановила ее:
— А ну погодь, Варя, погодь. — Женщина повернулась к Петру. — Что там у тебя? В кармане?
— Вот. — Парень достал цепочку и протянул ее Ведьме.
— Не густо, но и не пусто. Вот Варьке на забаву! — Не успела договорить она, как ворона легко подхватила цепочку клювом и выпорхнула в форточку.
— Лучше б табаку хорошего принес. — Посетовала снова Ведьма и направилась к деревянному столику, а Петру рукой указала на стул. Тот послушно сел и примостил узелок на колени.
Ведьма Евдокия, взяла со стола маленькую серебрянную табакерочку, открыла, ловко зачерпнула ногтем табаку и засунула в ноздрю. Длинный, крючковатый нос с острой бородавкой, задергался. А через пару секунд, та смачно чихнула и расмеялась.
— А-а-а-апчхууууй! Аха-ха-ха-ха!
Петра словно ушатом холодной воды окатило. Смех был настолько необычный, как будто трое разом смеются и из них, одна девица, одна женщина и одна старуха.
— Ой, ой. Апчх! Ой! Не могу-у-у. — Хлюпая носом, запричитала Евдокия, а потом, успокоившись, сама себе приказала. — Ну, будет уж. Хорошего понемножку.
Петр следил за каждым движением Евдокии. Вела она себя странно. Прошлась по хате, взад и вперед, немного прихрамывая, что-то прошептала, а потом вплотную подошла к Петру, руки на голову ему положила. Через минуту, стала мрачнее тучи. Лицо ее как будто почернело, а рот злобный оскал приорел.