Первое время, молодые, решили жить с Алевтиной, да и та, не противилась. Говорила, что ей руки дополнительные в помощь нужны. Месяц, прожили сносно, а вот дальше, началось.
Петр не узнавал свою жену. Из некогда веселой красавицы и хахатушки, превратилась она в молчаливую, тихую. А длинные медные косы, что были с кулаки толщиной, редели на глазах и уже походили на мышинные хвостики. Конечно, все можно было списать на беременность и нехватку витаминов, с современной точки зрения, да вот и нет. Все продукты свои, мясо и молоко, овощи и фрукты по сезону, свежий воздух. Тем более, что сельские жители, всегда здоровее и выносливее городских.
Петр и фельшера привозил местного, тот никаких отклонений не заметил и ничего толкового не посоветовал. Плечами пожал да уехал.
Решил Петр, жену свою молодую в город свозить, к докторам хорошим, все ж не чита фельдшеру да мать как разоралась, не стесняясь, Аленки:
— Ты что? Совсем збрендил? Какой город? Это ж у Потапа Евгениевича отпрашиваться нужно с работы и машину просить!
— Мать, так Я уже договорился. Машину без проблем Евгенич дает и отпускает. Даже адресс больницы хорошей дал! Вот! — И Петр протянул листочек с адрессом.
Алевтина хотела было выхватить листик и разорвать в клочья, руку занесла да остановилась.
— Ну, вези. — Сквозь зубы процедила мать и с ненавистью взглянула на опешевшую Аленку. Она впервые увидела такой Алевтину. К горлу подкотил комок, а на глазах выступили слезы. И Аленка пошкандыбала в комнату, держась за поясницу одной рукой, а другой за живот. Прямо в эту минуту, ей захотелось бежать домой, к родителям через все село, да только стыдно было и что она им скажет? Она уже замужняя женщина и скоро мать, своя семья, свои дела. Стыдно родителм жаловаться.
Обхватив подушку руками и плотно прижав ее ко рту, чтобы звук ее рыданий не был слышен свекровке, девушка плакала.
К вечеру, поднялась у Аленки температура. Трясло, лихорадило, казалось вот-вот и богу душу отдаст. Петр не на шутку испугался, кинулся мать будить. А мать и не спала, на пороге сидела и семечки щелкала.
— Мамо! Там Аленке совсем плохо! — Быстро заговорил Петр.
Та на сына, как ни в чем не бывало, посмотрела и спокойно сказала:
— Ничо страшного. Попустит, а если нет, ну чтож, значь судьба такая. На Маруське женишься, молодой еще. — И продолжила семечки лузгать.
— Мама!!! — Опешил Петр. — Да как Вы… Ай… — Парень махнул рукой и побежал в комнату к жене. Взял ее на руки и пошел из хаты.
— И куда? Куда несешь то ношу эту? Да на ночь глядя? — Слегка удивленно, но в тоже время, ликуя, видя беспомощность Аленки, прошипела Алевтина.
Петр ничего не сказал, молча, нес. У друга его, мать, поговаривали, знахаркой была, помогала людям, травами лечила, может и тут сможет, что нибудь сделать?
— Микола! Микола, мати буди! — Кричал Петр, стоя у калитки с полуживой Аленкой на руках.
Друг, без лишних слов, открыл дверь выбежал и помог затащить в дом Аленку.
— Мамоооо! Рятуй! Тут Петр… Аленку принес, плохо ей, совсем!!! — Закричал Микола на всю хату.
— Ой лышенько, бежу, бежу дети!
— Рятуйте, Станислава Богдановна! — Стоя на коленях, взмолил Петр пожилую женщину.
Та стоя в одной сорочке, оглядела внимательно Аленку, вздохнула и сказала:
— Жене твоей, Петя, Я помогу, а вот дитятя не спасу. Поздно, кровотечение. Уходит… Ушло дите. Ты уж выбачай.
Дала она порошков каких-то Аленке. Потом, приказала хлопцам убраться из хаты и спать в сарае, и чтоб пока сама не позовет, в хату никто не входил.
Отварами напоила ту, компресами обложила, пошептала чего-то, свечами поводила над ней, яйцами покатала. Та вроде получше стала, но спала, в сознание не приходила.
— Ой, Аленушка, дочка. Что ж это такое с тобою? — Причитала Станислава, пододвигая стул поближе к кровати, на которой лежала Аленка.
— Я — то понимаю, кто да что, да только… ой, жалко — то как, а ведь сыночек это был. И уж… не маленький он был…ой… — Говорила знахарка, выжамая тряпку для компресса.
— Собачи очи дыму не бояться, а ей хоть и сцы в глаза, а скажет божа роса. Грех, то какой, грех!
Так всю ночь и просидела Станислава у Аленкиной кровати, меняя компресы, отпаивая травами, шепча заговоры, водя над ней свечками да причитая по — матерински, жалея.
Утром, Аленка открыла глаза.
— Тетя Станислава… — Слабеньким голосочком прошептала девушка. Знахарка слегка задремала но, услышав голос, тут же открыла глаза.
— Аааа, Аленушка, родненькая, проснулась, деточка. — Улыбнулась женщина, — Вот и славно. Вот и хорошо. Я пойду Петра позву.