Очнулась Я уже в другом месте. Меня привели в чувства разговоры людей, которые были рядом. Их диалог был примерно следующего содержания:
– Какова вероятность, что она что-то помнит?
– Сложно сказать? Но похоже на то, что она действительно ничего не знает.
– Это хорошо если так. А насколько действенна инъекция?
– Это конечно не самый проверенный препарат. Довольно сложно судить о результатах. Препарат новый, мы его исследуем еще, параллельно введена такая же инъекция, только в дозе в два раза больше первому пилоту. Он нам может еще пригодится, поэтому пока наблюдаем.
– Из выживших только двое. Она и первый пилот. Нам очень важно сохранить им жизнь. Еще пригодятся. Похоже, нервы у них крепкие, таких людей не легко найти.
– Я Вас понял. Мы обещаем сделать все самое лучшее со своей стороны.
– Отлично.
Я лежала и слушала это, не открывая глаз. Видимо экспериментальная инъекция и вправду притупила все мои чувства, но не затронула память. Память всех событий до, была при мне.
Из разговора незнакомцев, Я поняла, что из нашего экипажа выжили только Я и первый пилот. Что же случилось с остальными? Мне предстояло это узнать, но дейтсвовать нужно было очень осторожно. Так же Я поняла и то, что пока моей жизни ничего не угрожает, какоето время не угрожает, а там непонятно. Все зависело от того, насколько Я смогу быть полезна этим людям.
Я прийняла решение все скрывать и далее.
Через сутки, меня разбудили. Оглядевшись вокруг, стало понятно, что это помещение что-то типо госпиталя, а Я в палате. Но и палата была весьма странноватая. На окнах были решетки. У меня промелькнула мысль, что Я могу быть в наручиниках или пристегнута к койке, но нет. Пошевелиться можно было спокойно. Просто мое тело было слабым. Стресс, инъекция и неизвестно какое время проведенное без должного движения, дали о себе знать.
Пришедших в палату, поговорить со мной было двое. Одеты они были как врачи но интуиция подсказала мне, что это люди из той неизвестной мне организации или что там может быть?! Они и представились моими лечащими врачами, только вот у меня сложилось ощущение, что допрос продолжается.
Мне задавали теже самые вопросы, на которые Я отвечала все также но более размыто, чем в первый раз. Мое сознание было чистым и не путалось, хотя всем своим видом Я пыталась показать, что мысли мои спутаны.
Я снова рассказывала о том, что мне стало плохо, и что меня коллега решила уложить поспать в одну из кают. Потом меня мутило и Я пошла в туалет, а дальше ничего не помню.
О первом допросе, Я не говорила особо, а лишь упомянула, что «мои спасители», видимо врачи сделали мне укол.
После, переодетые люди ушли, а на смену им пришел другой человек, который снова мне что-то вколол.
И опять ничего, темнота, сон.
Я не могу сказать, сколько точно это продолжалось. Может быть недели две. Не уверена. Люди также приходили говорить со мной, а Я делала вид, что вопроминаний остается все меньше и меньше, и в памяти только самые последние события и то не четко.
Как-то Я всеже решила исследовать госпиталь и выбраться из своей палаты, тем более что силы ко мне почти вернулись. Ноги не были уже такими слабыми. Я встала и вышла в коридор. К большому удивлению, меня никто не охранял. Коридор был мрачным и длинным. Казалось, что он был бесконечным, а может у меня просто слегка помешался рассудок, и казалось что он такой.
Двери, огромное количество одинаковых дверей по обе стороны. И никого из людей, как будто не было персонала. На мне была только больничная пижама. Не было даже тапочек или какой-то другой обуви, но мне было плевать.
Вдруг, эхом донеслись чьито шаги. Я испугалась, что меня могут заметить и дернула ближайшую ко мне дверь. Она открылась, а Я как и тогда, в том боинге, спряталась, только уже не в каюте, а в палате.
Я забежала за койку и присела на корточки. Шаги проследовали мимо. А привстала, все же прислушиваясь и бросив взгляд на койку, оторопела. На ней лежал подключенный к огромному количеству капельниу и аппаратов, член нашего экипажа. Да, именно первый пилот. Но что с ним произошло?
Его лицо было сплошь изодрано и зашито. Его тело, также было покрыто огромным количеством шрамов. На его руках не хватало пальцев.
Я позвала его по имени. Спросила, Денни, что же с тобой произошло? Но он мне не ответил, а лишь открывал рот словно рыба, выброшенная на берег. Но какой-то звук он все же пытался из себя выдавить. Я нагнулась к нему ближе и спросила снова, что случилось, и также назвала свое имя, и кто Я, чтобы он мог меня узнать. Он лишь слегка дернулся, движения не давались ему. Из всего, Я лишь смогла различить в шепоте одно слово – «беги».