— Савелия Павловича только что забрала «Скорая помощь».
— Что с ним?
— Врач сказал: пищевое отравление.
— В какую больницу повезли Савелия Павловича? — деловито поинтересовался дежурный.
— В восемьдесят вторую. В токсикологическое отделение.
— Знаю такую. Алевтина Зиновьевна, я отправлю туда нашу бригаду, они перевезут Савелия Павловича в госпиталь на Курчатова, и я вам сразу же перезвоню. Не волнуйтесь, все будет в порядке.
— Только сразу перезвоните, хорошо?
— Конечно, Алевтина Зиновьевна. — Дежурный повесил трубку.
От волнения женщина не находила себе места. Она зашла в комнату сына, принялась наводить порядок, отгоняя дурные мысли. Дискетки, диски эти лазерные… Бардак. Все разбросано, бумажки какие-то. Как Савелий купил сыну компьютер, так прямо спасу не стало. То один кнопками клацает, то второй усядется. Ну Виталька ладно, он еще ребенок, а Сава-то, взрослый мужик, а туда же…
При воспоминании о муже Алевтина Зиновьевна едва не расплакалась. Квартира вдруг показалась ей ужасно пустой, холодной, заброшенной. Скорее бы Виталька из института пришел.
Тишина взорвалась телефонным звонком. Алевтина Зиновьевна поспешила к телефону, схватила трубку.
— Алло! Алло! Я слушаю!
— Алевтина Зиновьевна, это Литвинов. — Дежурный говорил преувеличенно бодро. — Все в порядке. Савелия Павловича перевезли в госпиталь ФСБ. Волноваться причин нет.
— Как он?
— Все хорошо. Отравление грибами. У нас сегодня на обед грибной суп давали. Савелию Павловичу сделали промывание желудка. Сейчас товарищ полковник в палате, спит. Врачи говорят, к утру уже будет в норме. Денька через три вы сможете забрать мужа домой. А навестить можно уже завтра.
— Слава богу! Прямо от сердца отлегло.
— Приемные часы с четырех до восьми, — сообщил дежурный.
— Как? — удивилась женщина. — А утром? Раньше же можно было с одиннадцати утра?
— У них завтра утром какая-то комиссия, поэтому госпиталь открыт для посещения с четырех. А послезавтра — как обычно.
— Хорошо, спасибо. — Женщина и правда почувствовала себя гораздо лучше.
— Не за что, Алевтина Зиновьевна. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
В трубке запищали гудки.
На всякий случай Пастух дежурил у телефона до двух часов ночи. Затем свернул аппаратуру, отсоединил шнуры, по пожарной лестнице спустился на первый этаж. Погрузив технику в легковую машину, за рулем которой сидел Шептун, он забрался на переднее сиденье, кивнул:
— Поехали, — и, предвосхищая вопрос, добавил: — Она ничего не заподозрила. Все прошло гладко. Поехали. Спать хочется, а завтра тяжелый день.
7 сентября, воскресение
06.15
Вероника проснулась от настырного звонка будильника. Механический петушок, стоящий на телевизоре, очумело выдавал электронные гитарные запилы «Def Leppard», гребешок его моргал красным, а в глазах вспыхивали желтые вурдалачьи огоньки. Вероника давно отказалась бы от этих часов, если бы не одно «но»: будильник был способен поднять мертвого из могилы.
Громыхающее соло продолжало колотиться в стены, отчего старый рыжий кот с незамысловатой кличкой Бакс испуганно мяукал и прятался под кровать. Не любил он петуха. Давно свернул бы механическому гаду шею, да нельзя. Хозяйка вполне могла и хвост оторвать.
Вероника потянулась и нехотя выбралась из постели. За окном мягко расцветал сочный, как апельсин, осенний день. Над битумными жирно-черными крышами небо окрасилось розовым, однако дома все еще хранили серый оттенок ночи. Выглянув в окно, женщина с удовлетворением отметила, что ее любимая «копеечка» гордого цвета «коррида» цела и невредима.
До того, как получить квартиру в новеньком кирпичном доме неподалеку от метро «Речной вокзал», построенном — в наше-то время! — специально для сотрудников «Останкино», Вероника проживала в Текстильщиках, где ее «копейке» два раза крепко доставалось. И ведь что смешно: брать в машине вроде бы нечего, новомодных наворотов никаких. Ни кожаных чехлов, ни мощных колонок «Pioneer», так любимых нынешней молодежью, предпочитающей путешествовать на четырех колесах. Ну стоит дешевенький магнитофончик. Так за то время, что потратишь на взлом, заработать можно больше.
Выключив горластого петуха, Вероника пошла умываться. Совершив утренний туалет, заварила себе кофе, насыпала Баксу «Вискаса» в пластиковую миску и присела к окну выкурить сигарету и выпить обязательную утреннюю чашечку бодрящего напитка. Разглядывая торчащие из золотисто-зеленого массива деревьев белые многоэтажки, она размышляла о том, чем займется сегодня. Та самая «бомба», о которой большинство репортеров говорят едва ли не как о смысле жизни, еще даже не маячила на горизонте, рутина тем временем засасывала все глубже, а результат таков: восторженное, почти щенячье удовольствие от работы постепенно вытеснилось ощущением кабалы, повисшим на руках пудовой галерной цепью. И ее репортажи — еще пару лет назад яркие и сочные — вдруг стали блеклыми, лишенными какой-либо эмоциональной окраски, словом, скучными. А может быть, она просто плохой репортер? Предложил же ей «всемогущий старец» Геннадий Матвеевич перейти в какое-то очередное шоу. Так и сказал в лицо: «Могу поспособствовать»… Что-то случилось с ней, с ее душой. Что-то заметное другим даже больше, чем ей самой. И личной жизни никакой. Работа съедала все время с раннего утра до поздней ночи. А ведь ей уже тридцатник громыхнул…