Марафонец выпрямился, титаническим усилием удерживаясь на ногах, развернулся навстречу набегающему омоновцу и ударил его кулаком в шею, точнехонько в кадык. Тот не успел умерить бег, ноги все еще несли его вперед, а голова уже начала запрокидываться, подставляясь для второго, еще более страшного удара, который Марафонец не замедлил нанести. Перед ним стоял враг. Враг, которого надлежало выключить любыми средствами. Посему он впечатал кулак под открытую челюсть и тут же врезал омоновцу ногой в промежность. Тот завалился на спину, под ноги коллегам. Щит и дубинка полетели в разные стороны.
Марафонец бросился следом за толпой вправо, затем маятником качнулся влево, нырнул под удар второго омоновца, перехватил запястье, поймав солдата на прием, и швырнул через себя, одновременно разворачиваясь и нанося удар ногой под мышку, выбивая уже упавшему противнику руку из плечевого сустава. Выхватив из разом разжавшихся пальцев дубинку, он парировал удар третьего и тут же вновь ушел вправо, в толпу, затем снова влево, зигзагом приближаясь к заветной цели, к оранжевому борту с белой полосой. Это было единственное, о чем он сейчас мог думать. Пробиться туда, нырнуть под днище машины, пока площадь не оцеплена окончательно.
До «рафика» оставалось всего несколько метров. Марафонец швырнул дубинку и нырнул вниз, под ноги набегающим омоновцам. И тут же тяжелый тупой носок бутсы ударил его под ребра. Он сжался в комок и перекатился через плечо в сторону, покрыв еще полметра из разделявших его и машину полутора, уперся подошвами дешевых корейских кроссовок в шершавый асфальт, оттолкнулся и оказался у заднего колеса микроавтобуса. Пополз ужом, извиваясь, забираясь в спасительный ржавый полумрак, под забрызганное грязью брюхо «рафика». Увидел старенькие, в рыжих разводах валы и оси и, перекатившись к правым колесам, перевел дыхание. Похоже, все. Ему повезло. Теперь оставалось только ждать.
08.33
— Смотри, что делают, — сказал стоящий у окна Генерал, опуская бинокль. — Аж жуть берет.
Дремлющая в кресле Белоснежка, не открывая глаз, безразлично пожала плечами.
— Им виднее.
— М-да… — Генерал вновь поднял бинокль и уставился в окно.
Третьим в компании был Бегемот. Толстяк сидел на краешке скрипучей, раздолбанной кровати, застеленной стареньким покрывалом. Квартира принадлежала старичку-пенсионеру, согласившемуся сдать ее на три дня за полторы сотни баксов странноватой девушке с волевым, хотя и миловидным лицом и простоватому застенчивому толстяку. Третий «сожитель» предусмотрен договором не был, но кто о нем узнает?
Белоснежка прикрывала Генерала и Бегемота, когда те устанавливали бомбу на вокзале. Стоя у окна с «драгуновым» в руках, девушка отслеживала возможные цели. Если бы ее товарищи попали в беду, она начала бы стрелять, не колеблясь ни секунды. И не потому, что была слишком кровожадной или бессердечной. Просто в этом заключалась ее работа. Белоснежку учили убивать в течение пяти лет, а выучив, выбросили, как собаку, на улицу. Точно так же, как и Леденца, Айсберга, Дофина, Пастуха и других. Они оказались не нужны своей стране. Поэтому и предложение Хоря она приняла сразу, не раздумывая.
Теперь девушка дремала, положив винтовку на колени.
Все трое ждали нужного момента. Они должны были действовать наверняка. Террористам предстояло нанести еще один удар, от которого власти долго не смогут оправиться…
У первого же поворота Котов взлетел по лесенке и оказался на перроне. Пусто. Никакого следа телевизионщиков. Ну прямо неуловимые мстители какие-то.
— Так, лейтенант, — майор огляделся. — Ты, стало быть, давай в вокзал. Если там их нет, обойди здание справа. Увидишь — задержи. А я слева пройдусь. Не испарились же они, в самом деле.
— Никак нет, товарищ майор, — радостно подхватил сопровождающий, оживляясь оттого, что не влетело ему за упущенных телевизионщиков.
— Вот и я так же думаю. Короче, увидишь — шуми. Зови или меня, или моего коллегу, или этих… Пинкертонов вокзальных.
— Понял, товарищ майор.
— Ну, а раз понял, выполняй.
Они вышли с платформы и направились к вокзалу. Здесь лейтенант нырнул в стеклянные двери, утомленно скрипнувшие за его спиной, а Котов повернул налево, прошел до угла и тут же заметил тех, кого сапер называл телевизионной группой: невысокую стройную девушку лет тридцати и рядом с ней худосочного, сутулого, но довольно крепкого парня с камерой на плече. Девушка разговаривала с Беклемешевым, который каждую секунду отрицательно качал головой. Она горячилась и продолжала говорить с почти фанатичным запалом, помогая себе взмахами свободной правой руки.