— Счастливый. Потом все такие будут.
— Красивые?
— Счастливые.
— Это когда мы рылами несчастными сдохнем?
Юрий развел руками.
— Ну, конечно. Надо людям еще очень долго умнеть…
— Поехал на свое.
— Это не мое, а общее. И что ты с красоты начинаешь? Ты начинай с ума и счастья…
Кнорр опять закричал капризно:
— Не хочу я в Эльдорадо с девчонками о счастье разговаривать! Не хочу! Не место здесь никаким «вечным вопросам». Не желаю!
Лизочка, как всегда, ровно ничего не поняла, но горячо вступилась за Юрулю. Перебранка ее с Кнорром делалась забавна, когда Морсов, вдруг осененный новой мыслью, принялся уговаривать Юрия непременно прийти на одно собрание через десять дней.
— Новое общество «Последние вопросы»… Вы не были?.. Закрытое, но очень, очень многолюдное. Приходите, приходите. Я пришлю повестки. Будет собеседование по поводу «Приговора» Достоевского. Приходите, говорите. У нас все говорят…
— Я приду, — мрачно сказал Кнорр.
Морсов начал приставать к Раевскому, который не слушал.
— А? Что? Куда? — поднял он жирные веки на Морсова.
— Вот если и вы, молодой человек, интересуетесь, пожалуйста… — обратился тот к Стасику.
Стасик взволнованно согласился, польщенный. Раевский тоже стал благосклоннее. Юруля молчал, а Морсову именно его-то ужасно захотелось.
— Обещайте! Придете?
Был уже двенадцатый час. Сад не то что оживился, но весь как-то двигался, за столиками почернело; на сцене, с прорывающимся сквозь музыку шипом, тряслись серые тени, серые мертвецы кинематографа.
— Посмотрите, не символ ли это нашей сегодняшней, белопетербургской, ночной жизни? — спрашивал Жюльку сильно подвыпивший Рыжиков.
Но та равнодушно отвертывалась.
— Надоел уж синематошка-то… Повсюду теперь это… Нашли, чем угощать.
— Мне пора, господа, извините, — сказал Юрий, поднимаясь. — Георгий Михайлович, милый, если мне захочется — я непременно приду в ваше общество. Не очень их люблю, но иногда мне весело покажется, и прихожу.
— Порассуждай, порассуждай о «вечных вопросах», — мрачно усмехаясь, сказал Кнорр.
Морсов обещал прислать Юрию как можно больше повесток.
— Нет, что у нас за аудитория!
Раевский тоже поднялся, тяжело, собираясь уходить. Нерешительно кусая розовые губки, поднялся и Стасик, стоял поодаль.
— Саша, — тихо сказал Юрий, наклоняясь к Левковичу. — Что с тобой? Какое у тебя лицо. Молчишь все время…
Левкович весь опустился.
— Так, неприятности… Заботы.
— Какие?
— Хотел сказать тебе. Да не стоит, брат. И неудобно здесь, сам видишь. После.
— Зайди ко мне, Саша. Или я приду…
Левкович вдруг вспыхнул.
— Нет, нет. Я сам приду, сам.
Юрий неуловимо пожал плечами. Начинается досада!
Лизочка взглянула на него искоса, быстро; Юрий таким же быстрым взором ответил ей «да, да», — и отвернулся к другим.
У Лизочки времени было мало, но она еще осталась на минутку и рассеянно слушала вежливые нежности Морсова.
Юрий ушел с Кнорром.
Глава седьмая СОЛОМА НА БАШМАКЕ
Когда они миновали мало освещенную выходную аллею, Юрий заметил, у самой будки, скверно одетого господина, рыжеватого, с веснушчатым лицом и синими подглазниками.
Он только что входил в сад и прошел мимо очень быстро, но Юрий успел заметить, что они с Кнорром переглянулись.
— Этот еще тут что делает! — морщась, сказал Юрий, когда они через кучу карет, извозчиков и автомобилей выбрались на проспект.
— Кто? — нерешительно произнес Кнорр. Хмель с него давно соскочил.
— Ну, кто… За тобой, что ли, следит? Верно ли поручения исполняешь?
— А ты… узнал?
— Эту-то прелесть вашу не узнать? Всегда он мне был неприятен.
— Отчего ты Яшу так… — начал Кнорр.
Юрий вдруг остановился.
— Послушай, Кнорр, у меня нет времени. Я должен ехать далеко, переодеться и успеть еще попасть в одно место. Говори скорее, что тебе нужно. Ты, как я вижу, не от себя…
— Я от Михаила.
— Ну отлично. А всего бы лучше, оставили бы вы меня в полном покое! Я совершенно не интересуюсь ни вашими делами, ни вашими настроениями. Был бы рад и не знать ничего. Ведь я вам не мешаю.
Кнорр нервно поправил фуражку.
— Конечно, если ты этого хочешь… Никто не будет насильно… Я так и скажу Михаилу. Извини.
— Да говори уж! — досадливо крикнул Юрий. — Я очень жалею Михаила и Наташу, и если я могу что-нибудь сделать для них мне не неприятное, я сделаю. Не понимаю твоей роли. Ты ведь всегда был сбоку припеку… Говори скорее… А то я уеду.