Однако Костя сам заговорил об этом, когда мы вернулись в Пятиреченское и уже сидели за ужином.
– Ну чо, послезавтра в Красноярск? – спросил Генпетрович, разливая по стопкам самогон. – Как раз рейс будет.
– Да мы… – невнятно промычала я, прикрывая свою стопку ладонью. Ловко отбросив мою руку, он все-таки налил мне.
– Мы поездом обратно, – веско припечатал Костя. – Лена боится.
При этом он смотрел не на меня, а на Верку, которая вдруг засмущалась и стала малиновой – в тон скатерти и своему платью, скроенному, видимо, из того же куска материи.
– Это ж скока пилить-то поездом?! – ужаснулся Генпетрович. – Ну надо ж так!
– А дизель-то тока в пятницу, – пропела Верка, глядя на Костю.
Странное дело, подумала я, а позавчера она вообще на него внимания не обращала, все на Генпетровича своего налюбоваться не могла.
– Ну… как хотите, – пожал плечами Генпетрович, производя в уме сложную калькуляцию. Конечно, билеты на рейс дороже, но ему-то с этого ни жарко, ни холодно. А полторы тысячи вдобавок к уже полученным двадцати и пятисотке за первую ночь – тоже капитал.
На следующее утро Генпетрович занялся самолетом, а нам предложил погулять по окрестностям.
– И я с ними, – подскочила Верка, все в том же малиновом платье, резиновых сапогах и стеганой куртке, похожей на ватник. – Покажу, где тут чо.
– А в кассе кто? – нахмурился Генпетрович. – Билеты продавать?
– Билеееееты! – презрительно пропела Верка. – Какие ишшо билеты? Кому надь – завтра придут и купят. Только зад отсиживать.
Генпетрович пожал плечами и молча отвернулся. Ему это все явно не понравилось. Мне тоже.
Мы прошли через все село по направлению к невысоким горам, поросшим лесом. Верка трещала, как взбесившийся попугай, цеплялась за Костин рукав и нарочно замедляла шаг – так, что я постоянно оказывалась одна впереди. Наверно, на нашу троицу не полюбовался только ленивый.
Как только село скрылось за деревьями, Костя отвел меня в сторонку, оставив Верку смущенно ковырять сапогом мох.
– Лен, – заявил он без обиняков, – иди-ка погуляй в другом месте.
– С какой ради? – возмутилась я, прекрасно понимая, с какой.
– Ты что, не видишь, что баба меня изнасиловать готова? Я боялся, прямо при муже набросится. Правда, он ей никакой и не муж, так что моя совесть чиста.
– Ничего себе чиста! – возмутилась я. – Люди нас приютили, накормили, помогли, а ты…
– Люди получили деньги. И вообще… «Снегопад, снегопад, если женщина просит…». Или тебе надо открытым текстом сказать: «Лена, иди отсюда на хрен, я тут эту дуру трахать буду»?