Словом, беспредел творится на землях о’Шеннел, а Инквизиция и в ус не дует.
Что на хозяев можно туда же подавать жалобы, народ как-то не думал. Не доросли еще эти дремучие крестьяне до поиска справедливости вне господских земель. А сама Инквизиция – уже не та, что полсотни лет назад.
– Приезжали тут давеча, пытники эти, – проворчал старшой, наворачивая похлебку. Вокруг тихо шелестела обычная жизнь. В общинном доме можно найти и еду, и кров, если есть деньги, и даже бесплатный совет, если в том будет нужда. Марат и спросил – об инквизиторах. – Двух девок замучили, одну до смерти довели, вторая сама кинулась. Во славу Господа, говорят, а сами-то до тела женского охочи, что демоны. Вот Варька и не выдержала – она ж мужняя была, да волос рыжий. А что подозрительней для пытников, как не рыжина у девки? И муж ее теперь чуть ли не умом тронулся.
– А эту… госпожу Руркес – ее не проверяли? Слухи-то наверняка ходят.
– А она, как эти-то и сказали, вроде как светская власть. Ее трогать – самому себе костер запалить. У нас король теперь-то шибко смотрит, чтоб церковники не зарывались.
– Постойте, но ведь она не хозяйка замка, – озадаченно нахмурился Марат. – Хозяин – мужчина, как вы сами говорили.
– Развалина он уже, а не мужчина, – разочарованно махнул рукой старшой. – Оно, конечно, и мне зваться мужчиной уже негоже, старику, а тот – совсем древний. Да только имя имеет родовое, власть и сестрицу свою любит. Вот и повелел, чтобы ее не касался никто, – и, понизив голос до шепота, добавил: – покрывает, значится.
– А вы, значит, все уверены, что это дело рук именно этой женщины? – Рыжий появился словно из ниоткуда – старшой вздрогнул невольно. Хотя Марат услышал приближение вынужденного соратника от самых дверей, но не всем достаются такие мохнатые чудо-уши.
– Уверены, парень. Уж это тебе не бабьи байки, речь о смертоубийствах, жертвах кровавых. На дороге только нашим и безопасно, и то до поры: в замок прислугу каждый год набирают новую, из деревенских. Вы первые из чужаков, кто до нас целым дошел. Остальные токмо по частям.
После этой фразы обоих чужаков продрало аж до костей, но выказать здоровый страх перед неведомым оба постеснялись, сделав вид, что всему виной сквозняк, проникший через открытую дверь.
Марат к этому времени уже весь извелся и планировал ночью попробовать прорваться в замок, хитростью ли, силой, но не сидеть, сложа руки, ожидая эфемерной подмоги. К счастью, этого не потребовалось – на излете вечера, в серых сумерках у общинной избы, где Марат с тоже начавшим волноваться Рыжим протирали задницы, остановилась карета. С козел упруго приземлился одоспешенный мужчина и проворно помог выбраться из деревянной коробки древнему, иссохшему старику.
А с противоположной стороны в деревню вторглась небольшая, но грозная кавалькада из шести всадников.
Перед дверью покоев своего дяди Ариадна ненадолго застыла, собираясь с мыслями. Минуты слабости миновали, теперь ведьма полностью владела собой и полна решимости исправить те ошибки, что по глупости совершила.
А как же еще, если не глупостью и эгоизмом, можно назвать согласие и содействие в пленении иномирных магов, которым суждено было стать очередными «молодильными яблочками» для тетки Лиз?
Только теперь девушке пришло в голову простое математическое неравенство: одна ее загубленная судьба не равна семи оборванным жизням. Стоило увидеть последствия через глаза Степана, чтобы это понять.
К слову, будущее, открытое ей иномирным прорицателем, оказалось могущественным. Ариадна станет властной, сильной и опасной ведьмой. Ее имя оковами скует уста простых смертных и будет вселять безграничный ужас, она займет место тетки Лиз, поднимется даже много выше ее. Но прежде – надо убить душу в себе. Позабыть человеческие законы, мораль и... схватиться с Элизабет за право поглотить силу Зои.
На это Ариадна считала себя неспособной.
Чаши нравственных весов снова качнулись, и тяжело плюхнулась на дно та, в которой не нашлось места эгоизму и мести. Звучит пафосно, но Ариадна и чувствовала себя так – чересчур помпезно, словно совершает величайших подвиг, хотя героем зваться недостойна.
Дверь едва скрипнула, открываясь. Это уж стало в порядке вещей – заходить без стука: у дяди Гордана не было доверенных людей, а других он видеть в своих покоях не желал. Чтобы самостоятельно встретить гостя у порога, ему требовалось немало времени, поэтому он разрешил племяннице наплевать на приличия и входить без стука.