Так то родственная любовь, – вздохнула девушка. – Там люди обречены любить друг друга – семью не выбирают.
Глупости говоришь! Ты своего дядю не больно-то любила. Да и тетку тоже!
Зато маму с отцом – очень. И не перестану любить, даже если узнаю, что они на завтрак ели освежеванных младенцев. С Маратом же… – Ариадна мотнула головой, отгоняя неприятные мысли. – Ладно, потом разберемся.
Остаемся здесь?
– Остаемся здесь, – откликнулась бывшая водяница и покосилась на оборотня. Тот сидел молча, вперившись взглядом в Лиз, словно до ужаса опасался прозевать миг ее пробуждения. Он ни разу за минуты, проведенные один на один, не взглянул на свою нареченную. И Ариадна не понимала, чего хочет: чтобы так и продолжалось или лучше сразу оборвать все нити, увидев в его глазах неприятие, отвращение к себе вместо привычной теплой ласки.
Когда в помещение вломились старые знакомые, Лиз только начала приходить в себя. От шума она мотнула головой, застонала и открыла мутные глаза.
– Следи за ней, – повторила на всякий случай Ариадна, хотя волк успел оценить взглядом, насколько большая компания вернулась к месту своего заключения.
– Подоприте дверь! Быстрее! – скомандовал какой-то рыжий парень, и его приказ быстро выполнили: не прошло полминуты, как в пазы лег толстый, тяжелый деревянный брус.
– А ты кто такой?
– Спаситель твой, – буркнул неизвестный. – У духа спроси, и не морочь мне голову.
– Эрос?..
Пока «старшие» разбирались с именами и главнокомандованием, Леся отлепилась от Николки, сделала несколько шагов до ближайшей стенки и по ней же съехала, уткнувшись носом в собственные коленки. Соседство с трупом ее не волновало. Ее примеру последовал утомившийся Гоша, Дарья аккуратно присела на алтарь, подстелив под мягкое место какую-то тряпку; остальные предпочли искать правду в ногах.
– Ты можешь гарантировать, что с ее смертью заклятье перестанет держать мертвых? – тем временем напирала Ариадна. – Я – нет!
– Ей все равно не жить!
– Она, по крайней мере, имеет право на суд.
– Именем Господа ей вынесен смертный приговор. Здесь нечего обсуждать.
– Какой суд, ты что, рехнулась? Она собиралась нас убить!
– И ты что, сможешь вот так просто взять и перерезать ей глотку, спящей?
Словно в прострации, Леся подняла голову на посторонний шум – сколько времени прошло? А эти люди все еще решают судьбу колдуньи, из-за которой все здесь оказались, из-за одной женщины, подумать только…
Около беспамятной Лиз статуей застыл Марат. Его облик уже не пугал Алексию, как раньше. Мягкий, пушистый, большой теплый зверь, он может защитить, укрыть, обогреть и утешить.
– Зои больше нет, – негромко сказала Леся, поравнявшись с волком. Тот дернул ухом, склонил голову, обозначая внимание, но продолжал пристально следить за приходящей в сознание старухой. – Марат… это же я виновата. Если бы я не потащила ее с собой, она бы осталась жива. Я виновата. Отвечать за последствия мне…
Мутные глаза Лиз остановились на девушке, на ее руках, в которых поблескивало что-то. Сознание отказывалось подчиняться колдунье, мир перед глазами вертелся, но вертелся он вокруг этой блестящей штуки, словно самое важное сейчас сконцентрировалось там, в руках какой-то девки. На смутное серое облако рядом с ней Лиз не обратила внимания; сознание играло с ней в неприятные игры, и это облако вполне могло оказаться фикцией, обманом, миражом. Но – не девка, не опасное нечто у нее в руках.
– Нас разделили сразу. Меня избивали, пытались что-то узнать, но я ведь ничего такого и не знала, но все равно молчала, и меня продолжали мучить. Я… Это было долго, и больно…
Леся вертела в руках кинжал, который подобрала около трупа. Он задумчиво разглядывала его и рассказывала другу о том, что произошло. Как обращались с самой Лесей, как ей было плохо, как болит все ее тело сейчас и как болит душа. О том, как погибла Зоя, она тоже поведала, во всех подробностях.
Остальные продолжали спорить о судьбе Лиз, но эти двое – сама колдунья и Леся, они уже все знали. И Марат. Он молча слушал и не двигался.
Никто не обратил на нее внимания, на сельскую девку, которая плачется другу о своих великих бедах.
Никто не подумал, что Леся может так поступить; что Марат позволит этому случиться.
Прервав свой исполненный страданий рассказ, она села на корточки рядом с Лиз, заглянула ей в глаза.