— Черт! Черт! — орал он.
— Вы в порядке?
— Я упал с чертового обрыва. — причитал, когда мы направились в сторону берега.
— Но Вы целы?
Он плавал похуже меня, но тоже превосходно справлялся с задачей. К счастью для него, ледяная вода оказывает отрезвляющее действие. Правда, на мои вопросы он не отвечал.
— Ты чего прыгнула? Больная что ли?
Мы выползли на сушу. Зуб на зуб не попадался. Холодно, слишком холодно. И больно от того, что весь план полетел в тот же обрыв, в который, буквально пару минут назад, улетело два тела.
— Вот же ж черт! — в очередной раз выругался мужчина, подлетая ко мне, и нажал на живот.
Боль пробежалась по всему телу, оттесняя, и холод, от короткого заплыва, и страх, перед незнакомцем. Я посмотрела туда, где расположилась огромная мужская ладонь. Из-под его пальцев струилась алая кровь. Моя алая кровь. Так вот почему боль ощущалась так ярко. Ноги стали ватным, а глаза закрылись сами собой. Наступила спасительная темнота.
Пробуждение было болезненным. Меня положили на что-то жесткое и принялись раздевать. Попытки оттолкнуть преступника привели к очередной волне боли и темноте.
На этот раз было тепло. Я лежала под какими-то шкурами. Где-то рядом потрескивали сухие дрова. Разглядеть пламя не получилось. Его загораживала огромная широкая голая спина. Попытки подняться привели к боли и темноте.
Чья-то рука прикоснулась ко лбу.
— Мама?
У меня хриплый голос. В горле пересохло.
— Так, меня еще никто не называл. — ответили мне низким тихим голосом, — Но, если тебе так проще, не имею ничего против. Попей.
После двух глотков теплой воды, которой меня любезно напоили, я открыла глаза и снова закрыла. Ничего, кроме расплывающейся фигуры, увидеть не смогла. Слишком ярко. Вторая попытка, тоже не увенчалась успехом. А вот на третий раз я увидела его. Тот самый пьяница, который случайно улетел с обрыва, вместе с горной речкой, сидел у края самодельной кровати и смотрел на меня. На этот раз я зажмурилась осознанно.
— Вы голый.
Я и раньше видела голые торсы циркачей. Правда, не такие большие и накаченные.
— Да где ж я голый?
Его голос оставался серьезным, что привело меня в полное замешательство. Может, у него, что с головой? Или же вода, не смогла до конца его отрезвить. Следует проявить осторожность и терпение.
— Здесь.
Решила я указать куда-то, где должна была быть его грудь, но слегка не рассчитала и ткнула пальцем в горячее тело.
В этот момент с грохотом открылась входная дверь.
София.
«Моя маленькая хрупкая девочка!»
Лана, была белая как снег. Она лежала на какой-то доске, брошенной поверх старых балок, под несколькими, поеденными молью шкурами.
Луи стоял в проходе, мешая подойти к ней. Огромная фигура, похожая на медведя, сидела возле девушки, которая силилась встать, пока не осознала, что под шкурами она нагая. Округлившиеся глаза свидетельствовали о том, что это стало открытием даже для нее, но укротителя львов это уже не интересовало.
— Падшая женщина! — закричал он. — Как ты посмела опозорить свою семью.
— Дядя…
Моя маленькая девочка, попыталась объяснить все. Но разве этот ирод позволит ей вставить хоть слово.
— Сбежать с мужчиной, чтобы провести с ним ночь! Была бы жива твоя мать…
— Так, минутку. Позвольте вмешаться, пока это не зашло слишком далеко. Вы все неправильно поняли…
Мужчина встал перед Ланой, что уже не могла остановить слёзы. Но и он был перебит нашим грозным Людвигом.
— А ты молчи, сопляк! Считаешь, я на тебя управу не найду? Кину к своим тиграм, от тебя, кроме, костей ничего не останется. Думаешь, раз она сиротка, то и вступиться за нее будет некому? Я сотру тебя в порошок, ничтожество.
Незнакомец медленно сложил огромные руки на могучей груди, поднял голову и произнес стальным голосом, растягивая каждое слово.
— Ну… Давай… Посмотрим.
Меня, как громом поразило, когда Луи непроизвольно сделал шаг назад. До талантов моей прабабки, что была целительницей и ясновидящей мне далеко. А те крупицы магии, которые достались мне, редко дают хоть какое-нибудь ясное прорицание. Но, в тех единичных случаях, когда слова отчетливо вырисовываются в голове, пробивая ознобом все тело, я знаю, что видение и предсказания верны. На этот раз, картины были ярче, а слова отчетливее, чем когда-либо.