— Маша, — сказала она. Я видела, что каждое слово дается ей с трудом. — Видишь ли, Маша… Твой отец был очень известным человеком.
После этого она опять напрочь замолчала.
Я терпеливо ждала. Раз уж мамуля решила нарушить обет молчания, хоть что-то она должна сказать.
Сделав несколько затяжек, мамуля опустила глаза к столу и начала рассказывать:
— Так вот. Он был очень известным человеком. Имя тебе знать не обязательно. Я никогда не была его женой, но мы… любили друг друга. В начале семидесятых годов он уехал в Америку, и с тех пор мы не виделись. Никогда. Но он время от времени посылал деньги на твое содержание. Он знал, что у него дочь. Делать это регулярно он не мог — ты понимаешь, что это было совершенно нереально тогда… но, когда кто-нибудь из множества его знакомых бывал в Нью-Йорке… они редко отказывались поменять рубли на доллары и привезти эти рубли с собой… Он никогда не посылал никаких, даже самых маленьких подарков. Ни одной игрушки… Ни платьица… Ни фотографии… Я очень обижалась. Даже не хотела брать деньги — из гордости. Но у меня были сложности с работой, и приходилось… Иначе мне просто нечем было бы тебя кормить.
Мамуля опять замолчала, попробовала остывший чай и отодвинула от себя чашку.
Я решила дать ей передышку — рассказывая мне все это, она просто старела на глазах. Я взяла чашку и пошла на кухню подогревать чайник. Мне уже не хотелось ничего знать ни про какого отца.
Чайник потихоньку пыхтел, закипая. За окнами серел рассвет. Я распахнула окно и выглянула, с наслаждением вдохнув прохладный утренний воздух, наполненный ароматом сосен. На лужайке перед домом возился у мусорных бачков растрепанный енот, похожий на лохматую собаку средних размеров.
Чайник засвистел, и я поспешила его выключить, чтобы не разбудить нашего самозванца. Мне совсем не хотелось, чтобы он встал и подслушал мамулин рассказ, что бы там этот рассказ ни значил для нашей истории. А что-то он, видимо, значил, если мамуля через столько лет нарушила обет молчания.
Я налила чай и понесла чашку в кабинет, в коридоре остановившись на несколько секунд, чтобы послушать, не проснулся ли лже-Ян. В гостиной все было тихо.
Мамуля сидела на прежнем месте, и в руке у нее дымилась новая сигарета. Я молча открыла окно — в кабинете было нечем дышать. Прохладный воздух ворвался внутрь, и дым сизыми клубами начал перетекать через узкий подоконник. Я некоторое время бездумно следила за ним, пока мамуля молча прихлебывала чай.
А потом дым внезапно изменил направление — как будто где-то снаружи открылась дверь.
Несколько секунд я смотрела на бледную струйку, а потом вскочила и выглянула в коридор.
Никого.
Я на цыпочках прошла на кухню. Там было пусто. Я вернулась и осторожно заглянула в гостиную, ожидая увидеть сладко спящего лже-Яна. Но на диване никого не было — только смятые простыни.
Решив, что гость отправился в туалет, я подкралась к двери ванной, — но свет там не горел, и дверь была самую чуточку приоткрыта. Я включила свет и внимательно оглядела все, вплоть до корзины с грязным бельем. Естественно, кроме нескольких скомканных полотенец, я ничего не обнаружила.
Тогда я предположила, что наш приятель решил подышать утренним воздухом, вышла на террасу, потом не удовольствовалась этим и обошла дом вокруг. Лже-Ян как сквозь землю провалился.
Я вбежала в кабинет и выпалила:
— Мама, он сбежал!
Мамуля вздрогнула — я оторвала ее от невеселых мыслей.
— Кто сбежал? — спросила она, хмурясь.
— Да этот… наш… Ну, самозванец!
— Сбежал? — Мамуля еще больше нахмурилась. Странно. Может быть, он пошел прогуляться?
— В седьмом часу утра? — Я недоверчиво покачала головой. — Возможно, конечно, что он не мыслит своей жизни без утренней пробежки по пересеченной местности…
— Может быть, он пошел посмотреть свою машину, — высказала мамуля предположение. — Садись, Маша. Если он сбежал — на здоровье. Хотя этот факт кажется мне странным. Но мы подумаем об этом позже. А сейчас ты должна дослушать все до конца.
Выпив чаю, мамуля немного взбодрилась, ее голос звучал уже более твердо, и в глазах появился знакомый блеск.
— Итак, Маша… Главное заключается в том, что твой отец был очень богатым человеком. Очень. Не по нашим меркам богатым, Маша. По самым высоким американским стандартам.
— Был? — спросила я проницательно: я уже начала понимать, в чем дело.
— Да. — Мамуля кивнула, опустила голову, но я успела заметить на ее лице выражение неподдельной боли. — Он умер полгода назад… Нет, уже семь месяцев. Все это время… все это время, живя в Америке, я надеялась на случайную встречу… Часто представляла себе, как это будет. — Мамуля опять потянулась за сигаретами.