— Нет, вы дослушайте: пример подобной иллюзии — эта ваша затея насчет сбора металлолома…
— Да не моя она, не могу я себе приписать эту замечательную идею!
— Пусть не ваша, хорошо, но вы пошли у нее на поводу, она вас загипнотизировала. Механика ведь здесь простая — меня шофер натолкнул на разгадку: мы, говорит, им металлолом, они нам — рельсы. «Они» — это железнодорожники, которые обязаны сдавать подлежащие замене рельсы на металлургический завод. Егорушкин, как я понимаю, договорился, чтобы старые рельсы отдали под его трамвай, а горожане взамен соберут для переплавки в домнах весь свой металлический хлам…
— Тут вы в яблочко.
— Да, механика простая, и, может статься, дело выгорит. Но вся штука в том, что рельсы — лишь одна из двух десятков позиций, необходимых для сооружения трамвайной линии. А так как все они потребуют капитальных вложений, ваш Егорушкин в конце концов придет в исполком. Ну, а нам откуда деньги взять, если область не имеет возможности включить нашу стройку в план? Значит, придется идею хоронить.
— Если дойдет до этого, не надейтесь, что похороны получатся тихие и незаметные!
— В том-то и дело, что люди взбудоражены беспочвенными призывами и несбыточными надеждами, так что финал предугадать нетрудно: возбудители спокойствия заработают себе дешевую популярность, предстанут доброхотами и радетелями, а нас, руководителей, поставят под удар… Страшная это штука — вышедшая из берегов активность.
Редактор погасил усмешку, заговорил бледнея:
— Эх, вы, руководитель! Вам бы любую инициативу зажать в берега, по возможности — железобетонные, любую…
Его взнуздал телефонный звонок. Оказалось, разыскивали Пакина.
— Я почему звоню? — услышал Пакин голос начальника станции. — Чтобы ты не переживал, а то взбулгачил тебя давеча…
Суровцев звонил не от себя, а с завода — туда вот-вот должны были перегнать состав со шпалами. Пакин облегченно вздохнул:
— Ну, снял тяжесть с души. Я, между прочим, так и думал, что ты ошибся адресом, перепутал получателей. Значит, для завода шпалы?
— Почему? Никакой ошибки, они твои. Прибыли целевым назначением. Просто на заводе пошли навстречу в смысле разгрузки: тут можно кранами воспользоваться. Кроме того, есть площадка для складирования. Надо же их где-то хранить, покуда в дело не пустите.
Пакин опять вздохнул, только уже с иной интонацией, и поблагодарил начальника станции. Правда, без энтузиазма. А положив трубку, сказал редактору:
— Вот и еще последствия чьей-то активности расхлебывать предстоит: нежданно-негаданно состав шпал прикатил.
— Уже прибыли? — обрадовался тот. — Выходит, будет на что рельсы укладывать.
Пакин поджал губы:
— Вот уже и укладывать приготовились! А у меня забота — какими шишами рассчитываться за них?
— Они же дареные, — огорошил редактор. — Ни рубля платить не надо.
Шпалы, действительно, что с неба упали: Егорушкин, оказывается, сгонял на БАМ своего зама из этой же комиссии по промышленности и транспорту, тот съездил и выпросил. Вернее, не то чтобы выпросил, а как-то так сумел рассказать о мечте своих земляков обзавестись трамваем, что бамовцы решили взять над их городом шефство. И для начала одарили шпалами. Из тех, какие отслужили свое под рельсами времянки: когда временный путь заменяется постоянным, старые шпалы выбраковываются, их пускают на дрова.
Строители сами организовали и погрузку, использовав порожняк, возвращаемый на Урал.
— Ишь ты! — не смог спрятать растерянности Пакин. — Надо же!
И одернул себя: шпалы и рельсы — еще да-алеко не весь трамвай. Да и потом, неизвестно еще, как все повернется с рельсами, дадут ли на такую операцию свое «добро» металлурги?..
Одернул, отрезвил себя, не позволил чувствам возобладать над разумом, воспарить в облака, позабыв о реалиях. Словом, обрел состояние привычного равновесия, которое позволяет тянуть председательскую лямку, не сбивая дыхания.
И успокоившись, совсем уже приготовился попрощаться с редактором, но тут прибежала энергичная девица (как оказалось, ответственный секретарь редакции), сообщила шефу с нервным смешком:
— Пришла обрадовать: мы тут, как выяснилось, ляпа дали — в этом объявлении о металлоломе. Егорушкин сейчас такие пузыри пускал — боялась, лопнет…
— Егорушкин? — вскочил Пакин. — Он здесь, в редакции?
— Утелепал. Помахал руками — и дальше. Вон уже где телепает, — показала через окно. — На автобус подался: на какие-то шпалы не терпится поглядеть.
Одетый в клетчатую ковбойку с закатанными рукавами, старик быстро удалялся по противоположной стороне улицы. Он шагал, размахивая в такт зажатой в кулаке белой кепочкой, и в походке, во всем облике ощущалась некая лихость. Да, лихость, нечто от привыкшего к строю солдата, струнящего себя на каждом шагу… Только все равно было видно: годы никуда не деть, одну ногу старый подволакивает, дыхания ему явно не хватает, оттого приходится то и дело вскидывать голову — как бы ловить добавочные порции воздуха.