Да, большего знать было не нужно. Я могла снова исчезнуть. Леандер как раз принялся снимать обувь.
— Куда ты собралась? — встревоженно спросил он, когда я подошла к двери.
— Ну, в свою комнату.
— А если душ будет шуметь, а твои родители поднимутся наверх, а ты окажешься в своей комнате? Хм? Будет плохо, не так ли?
Вот, блин. Он был прав. Это будет чрезвычайно подозрительно, если будет бежать вода, а в ванной никого нет, и папин гель для душа парит в воздухе, чтобы потом перераспределиться по прозрачному телу. И я не могла исключать того, что оба и дальше будут ругаться там внизу, и мама не прибежит наверх вся в слезах. Хотелось мне того или нет, но мне придется остаться здесь.
Леандер ловко выскользнул из штанов и бросил жилетку на пол. Он уже схватился за резинку своих боксеров Calvin-Klein.
— Подожди, стоп, помедленнее! — воскликнула я, когда он выставил мне на встречу свой голый зад, я, покраснев, отвернулась к стене. — О Боже, Леандер, ты до сих пор этого не понял? Когда ты был голубой тенью, это было еще более-менее приемлемо, но теперь.
— Что, не понял? — спросил он рассеяно. Ребристая майка приземлилась у моих ног. Чувство стыда видимо не относилось к качествам достопочтенных телохранителей. Но останавливаться перед ванной клиентов... Казалось, они находили человеческие тела недостаточно красивыми. Иначе, почему телесное проклятие было самым суровым наказанием? Считал ли мое тело Леандер таким же уродливым и отвратительным?
Я ждала, повернувшись лицом к плитке, пока Леандер, наконец, не принял душ и, скользя, не выскочил из душевой кабины. По всей ванной навязчиво пахло папиным гелем для душа.
Скорее всего, Леандер вылил на себя весь пузырек. Мне нужно было срочно купить для него собственный гель, и главное не марки Irish Moos. В будущем ему ни в коем случае нельзя пахнуть, как папа. А мои вещи ему тем более нельзя использовать.
Я услышала, как он натянул свои штаны и одел сапоги. Я осторожно снова повернулась в его сторону.
— Вот это да, — рассеяно прошептала я. — Что это такое?
Леандер стоял ко мне спиной, голой спиной. Он все еще был занят тем, что вытирал свою грудь. Мой взгляд безнадежно остановился на огромной татуировке, которая начиналась на плечах и заканчивалась на талии, растянувшись по всей спине. Два крыла ангела. А над ними, казалось, было написано древним шрифтом: Mia maxima culpa.
— Что это значит, Mia maxima culpa?
— Это латынь и обозначает: моя самая величайшая вина, — ответил Леандер горестно. Медленно он повернулся ко мне. На груди у него не было татуировок, и она была такой же загорелой, как и его лицо и руки. Он неуклюже натягивал ребристую футболку через голову. Я задумалась над тем, чтобы помочь ему. Но после некоторого барахтанья, он справился и просунул руки в нужные отверстия.
— Если кто-то из Sky Patrol когда-нибудь начнет осматривать мое тело, а они это сделают, если смогут увидеть его и почувствовать, поверь, тогда это станет очень грустно. Телохранители не щепетильны. И тогда, может быть, моя татуировка докажет, что мне очень жаль. Что я каждый день думаю об этом. Что сожалею. Так как я искренне сожалею об этом. Кроме того, если с этим телом я больше не могу летать, тогда я хочу, чтобы у меня, хотя бы были крылья. Как у орла.
Это определенно были крылья ангела, но мне не хотелось обращать на это его внимание. Я не знала, что сказать об этой татуировке. Слова Леандера прозвучали снова очень драматично, но в то же время честно. Так что я ничего не говорила, а смотрела на пушистый коврик для ванной под ногами. Один момент... коврик для ванной. Коврик перед унитазом. Что сказал Леандер некоторое время назад?
— Почему Элвис мог бы жить? — спросила я вслух. — Ты же говорил, что у взрослых больше нет права на защиту.
— У обыкновенных взрослых, — поправил меня Леандер. — Если бы ты слушала меня, то знала бы. Знаменитости и важные личности, как правило, имеют право на защиту до самой смерти.
— Вы становитесь мне все приятнее, — пробормотала я. Мои родители очень важны! Для меня они очень важны.
— На все есть своя причина, Люси. Знаменитости почти всегда живут особенно опасно. Постоянно окружены сумасшедшими поклонниками, почти никакой частной жизни, постоянно в дороге. Они нуждаются в нас. А вам, людям, нужны ваши звезды, но в особенности ваши политики, ученые, врачи, философы. Все взаимосвязано, продуценты, консументы, не так ли?
— И когда же вы оставляете нас обыкновенных людей одних?
— Как правило, самое позднее после полового созревания. Когда наши клиенты достигают половой зрелости, мы поэтапно предоставляем их самим себе и смотрим, как они справляются. Поэтому в этот период случается столько дерьма, и они чувствуют себя ужасно одинокими и становятся невыносимыми. Но они должны научиться сами о себе заботиться. И если по нашему мнению мы можем отпустить их, то нас переводят, и мы получаем новый приказ о назначении.
— Но тогда, тогда это ведь не такая большая проблема! — с надеждой воскликнула я. — Мне тринадцать! Я точно скоро достигну половой зрелости или как раз достигла ее, а если нет, то скажи другим, что я созрела и...
— Люси, это не так просто, — Леандер прервал поток моих слов с нравоучительным выражением на лице. — Ты еще далека от половой зрелости. Ты ведешь себя как ребенок! И ты не можешь даже чуть-чуть позаботиться о себе. В списке штаб-квартиры ты точно относишься к особым случаям, к тем, кто нуждается в защите до восемнадцати или девятнадцати лет. А то и дольше.
Словосочетание половая зрелость я всегда считала кошмарным, и то, что узнала на уроке биологии об этом или прочитала, не вызывало у меня желания быстрее ее достичь. Половая зрелость приносила только неприятности. Плюс прыщи, как бесплатное приложение. Но то, что здесь выдавал Леандер, глубоко ранило меня. Откуда, к черту, именно он знал, когда я достигну половой зрелости? Ладно, я была маленького роста и, честно говоря, все еще довольно плоской, но это определенно была наследственность от мамы. Мы просто были спортсменками. Хотя мама и была большой женщиной, но большой груди у нее не было.
Я уже была влюблена в Сеппо. Или, по крайней мере, я так думала. А это, безусловно, относилось к становлению взрослым. Думал ли Сеппо также, что я вела себя по-детски?
Нет, я больше не была ребенком. Софи также было только тринадцать, и она точно достигла подросткового периода. Она подкрашивала ресницы тушью, постоянно была влюблена в кого-то другого, иногда ревела без причины, и на носу у нее было полно угрей. Может быть, мне нужно спросить у нее завтра, когда точно понимаешь, что достиг половой зрелости. Софи охотно разговаривала на такие темы. Мама, к сожалению, тоже.
— Могу я, по крайней мере, поговорить завтра с моей единственной подругой Софи? — сварливо спросила я Леандера и встала. — Сегодня ты всеми силами отгонял меня от нее.
— Софи завтра не будет.
—Почему это?
— Грипп. Разве ты не заметила, какой бледной и тихой она была? Почему ты думаешь, я все время удерживал тебя в стороне от нее? Ты совсем недавно переболела гриппом и лежала в больнице. Ты можешь снова заразиться.
— Тебе стоит присоединиться к моей маме, Леандер. Вы были бы отличной командой. Он только ухмыльнулся и самовлюбленно провел рукой по груди. Насупившись, я удалилась в комнату, без разбора покопалась в интернете, чтобы отвлечься. Леандер поудобнее устроился на подоконнике, тоскливо глядя в темноту на улице, и иногда вздыхал. Он напоминал мне запертое в клетке животное.
— Можешь спокойно выйти на улицу и полетать. Пожалуйста, — предложила я, не поднимая глаз. — Я справлюсь сама.
— Конечно, — ответил он саркастически.
— Боже мой, Леандер, сейчас я почищу зубы, а потом лягу спать, что при этом может случиться?
Я чувствовала, что он смотрит на меня, анализируя. Это напоминало мне рентген в больнице. В рентгеновской камере у меня тоже всегда появлялось гнетущее чувство, как сейчас. Даже экран моего ноутбука засветился голубым светом. Леандер пытался заглянуть в меня. Но я была вполне серьезна. Я не врала. Сегодня вечером я ничего больше не собиралась вытворять. Для этого у меня не было никакого желания.