Ребекка Корнилл Уэйкфилд Ланцони де ла Вила явно того заслуживала.
Вместе со своей сестрой-близняшкой она родилась в обнищавшей семье голубых кровей, проживающей в сельской местности штата Нью-Джерси. К счастью, близнецы Корнилл, как их прозвали в аристократических кругах, были умопомрачительными красавицами. А что еще важнее, природа наделила обеих самым практичным из всех возможных талантов – исключительной способностью выбирать нужного мужа.
Сьюзи (она была на шесть минут старше) вышла замуж и похоронила на редкость преуспевающего французского виконта, после чего заключила брачный союз с богатейшим из голливудских продюсеров – союз, завершившийся во благовременье разводом с грандиозными отступными в ее пользу. При этом она сохранила титул, унаследованный от первого мужа.
Ребекка, бывшая еще красивее сестры, похоронила трех мужей и, подобно Сьюзи, осталась бездетной, что часто случается у однояйцевых близнецов. Но если замужества сестры были просто удачными, то у нее – вообще на грани гениальности.
Первым ее мужем стал Уильям Уинтертон Уэйкфилд Третий, самый либеральный из всех республиканцев—президентов Соединенных Штатов, оставивший вдове, помимо высочайшего общественного положения, состояние, оценивавшееся цифрой от двадцати до тридцати миллионов долларов.
Второй муж Ребекки, богатый грек Леонидас Ланцони, сделал ее владелицей незыблемой финансовой империи, в сравнении с которой даже капиталы первого мужа могли показаться песчинкой.
Последний же супруг Ребекки, герцог Хоакин де ла Вила, шестидесятилетний испанский аристократ-плейбой, обладавший, к несчастью, склонностью к езде на скоростных автомобилях, наделил Бекки большим количеством титулов, нежели она могла запомнить, а также граничащим с неприличием презрением к богатству.
В результате Ребекка Корнилл Уэйкфилд Ланцони де ла Вила, или Бекки Пятая, как с легкой руки журналистов стал называть ее весь мир, занимала в высшем обществе положение совершенно уникальное – она была подобна солнцу, вокруг которого вращаются планеты.
В ее внешности сочетались загадочная бледность лица и совершенно потрясающая, идеальных пропорций фигура. Волосы соболиного цвета были зачесаны за уши и задиристой запятой выглядывали из-под мочек; тугая, в результате подтяжек, кожа; гордый профиль Нефертити и глаза необыкновенного фиалкового цвета.
Но более всего привлекала в Бекки Пятой не просто красота, а стиль: она царственно плыла по жизни, распространяя вокруг себя атмосферу тайны и недоступности.
Сегодня, как обычно, она явилась в сопровождении двух охранников – привилегия, положенная всем бывшим президентам США и их женам. И – тоже, как обычно, – наряд на ней был совершенно сногсшибательный, а украшения – фантастические по величине и изяществу.
Карл Хайнц быстро пересек огромную залу. Гости расступались перед ним, как Красное море перед Моисеем.
– Бекки! – Он взял ее за руки и, почти не прикасаясь, расцеловал в обе щеки. – Какая честь!
Она одарила его таинственной улыбкой, запечатленной некогда Леонардо. «Знаменитой улыбкой Моны Лизы», как пишут журналисты.
– Разве я могла позволить себе не прийти к вам в такой день, Хайнц? – Те, кто слышал Бекки впервые, наверняка удивились бы ее хрипловатому голосу. – Неужели вам сорок? Невероятно!
Как ни странно, именно Бекки, жена испанца, а не ее сестра Сьюзи, побывав замужем за французским виконтом и неисправимым франкофилом, постоянно перемежала свою речь французскими словами, так что язык этот вполне можно было бы назвать франглийским.
– По мне, так вам никак не дашь больше двадцати девяти, – продолжала Бекки.
– Если уж кто не стареет, то это как раз вы, – усмехнулся Карл-Хайнц. – И как это у вас получается, Бекки? Нет, вы просто обязаны поделиться своей тайной!
На ее губах продолжала играть та же загадочная, непостижимая улыбка.
– Если когда-нибудь я решусь на это, вы будете первым, кто ее узнает.
Понимая, что это не более чем шутка, Карл Хайнц театрально поднял брови и повернулся к спутнику Бекки.
– Лорд Розенкранц, – слегка поклонившись, он крепко встряхнул руку господина с густыми бровями, – рад снова вас видеть.
– А обо мне уж и говорить нечего, – расцвел известный финансист. – Примите мои самые искренние поздравления.
Пока мужчины говорили, Бекки царственным взглядом обвела зал, нарочно глядя поверх голов, так чтобы никого не выделять, – манера, которую она усвоила, сопровождая первого мужа во время его президентской кампании.
– О Господи! – негромко проговорила она. – Да здесь, похоже, весь Нью-Йорк сегодня!
– Все в порядке, – поспешил успокоить ее хозяин, знавший, что Бекки недолюбливает толпу, даже и великосветскую, – вы как раз вовремя. Мы собираемся садиться за стол, а поскольку к ужину приглашена только половина, народу заметно поубавится. Но сначала нам с вами все же придется немного походить по залу. То есть, – спохватился он, памятуя о высоком положении гостьи, – если вы, конечно, не против.
Бекки Пятая храбро взяла его под руку.
– Сегодня ваш день рождения, так что вам и командовать парадом, – величественно бросила она. – Вперед!
– Вот это да! – завороженно прошептала Кензи. – Видели, кто появился?
Ее новообретенный Адонис, только что вернувшийся с наполненными бокалами, снисходительно улыбнулся:
– Да тут и слепой увидит. Недаром все замолчали.
– Вот именно, – восхищенно сказала Кензи. – А я-то считала, что в таком обществе люди ко всему привыкли.
– Дело в том, что Бекки Пятая очень редко появляется на публике.
– Как Майкл Джексон, – отметила Кензи.
– Вам что, не хватает его? – улыбнулся Ханнес.
– Честно говоря, нет. Но хватит об этом. – Кензи подняла бокал. – За...
– ...нас? – прервал ее Ханнес, пристально вглядываясь ей в глаза.
Кензи была настолько потрясена, что даже не расслышала звона бокалов. Да и вообще все вокруг словно внезапно исчезло, остался только этот красавец мужчина, чьего внимания она удостоилась.
«За нас! – ликующе подумала она, едва удерживаясь от того, чтобы не захлопать в ладоши. – Он сказал: „За нас!“»
Целый вихрь мыслей пронесся в голове у Кензи. Неужели такие встречи – просто случайность? А может, они решаются на небесах? И еще – слышно ли ему, как бьется, словно пытаясь вырваться из плена, ее сердце?
– Что-то вы притихли, – заметил Ханнес. – Уж не потому ли, что молчание – золото?
Кензи ничего не ответила.
– Или язык проглотили?
– Может, и так. – Кензи попыталась, хоть и без особого успеха, прикинуться безразличной. – А вы здесь... один?
– Вы имеете в виду... без дамы?
Молчание Кензи было слишком красноречиво.
– Ну что ж, если вам так уж интересно, – откровенно улыбаясь, сказал он, – то да, я здесь с дамой. Но вам беспокоиться не о чем. Похоже, меня бросили.
– Вас? – Кензи даже не пыталась скрыть изумления. – Ради другого мужчины?
– Оно и к лучшему, – усмехнулся Адонис. – Она такая зануда.
– Но красивая?
– Если фальшивка может быть красивой, то, пожалуй, да. – Ханнес отхлебнул шампанского, по-прежнему не сводя глаз с Кензи. – А вы? Насколько я понимаю, вы тоже здесь не одна?
– Разве это имеет значение?
– Да как правило, нет. Погодите... Он высокий, смуглый, привлекательный?
Кензи подавила улыбку. Нельзя сказать, что мистер Споттс уродлив – особенно учитывая его возраст, – но и привлекательным его тоже вряд ли назовешь.
– Ну как вам сказать... Пожалуй, да... выглядит он... внушительно, – наконец нашла она слово.
– Но это не муж? – Ханнес посмотрел на ее левую руку – обручального кольца не было.
Этот вопрос Кензи понравился. Уже Бог знает сколько времени прошло с тех пор, как никто – кроме Чарли, разумеется, – не обращал на нее внимания. Она уж и забывать начала, каково это и как здорово, когда мужчина не остается к тебе равнодушным.