– Так. Ясно. Если не ваш, то, надо полагать, мистера или миссис Голдсмит.
– Очко, – проворчал Фейри. – Можете получить в кассе свои двести долларов.
– Ну? Так о ком речь?
– Это... Она – бедствие, катастрофа, тьма египетская – все в одном лице! Это закат империи. Это конец «Бергли». – Фейри поднял бокал и отвел руку, словно собираясь швырнуть им в стену и посмотреть, что из этого получится.
– Да вытяну я из вас наконец имя или нет?
Фейри посмотрел на бокал и медленно его опустил. Выглядел он сейчас, как воздушный шар, из которого вышел воздух.
– Мисс Барбара Паркер, если это имя вам что-нибудь говорит. – Фейри вновь повторил маневры с бокалом. Голос у него сделался шершавым. – Теперь все понятно?
Споттс невольно отшатнулся, как от удара, затем тряхнул головой и с прищуром посмотрел на Фейри.
– Мисс Паркер? – недоверчиво повторил он. – О Боже, Шелдон, только не говорите мне, что речь идет о Бэмби Паркер!
Фейри вновь отвел взгляд в сторону. Ну теперь-то, когда Споттс узнал имя своего преемника, вернее, преемницы, может, он оставит его в покое?
Но его молитвы и на этот раз остались неуслышанными. Высокий, прямой – ни дать ни взять вековой дуб, – Споттс остался стоять на месте как прикованный.
– Шелдон! – в голосе его прозвучал металл. – Шелдон, еще раз спрашиваю, речь идет о Бэмби Паркер?
– А о ком же еще, черт возьми! – Голос Фейри поднялся чуть не до крика. Все же он взял себя в руки, провел дрожащей ладонью по волосам и добавил уже тише: – Мне очень жаль, Дитрих, но сменит вас именно она, а не мисс Тернер.
Знаменитая выдержка и непроницаемость изменили Споттсу – от Фейри не укрылось, как исказилось его лицо. Сам же он ощущал себя жалким комедиантом, взыскующим внимания публики. «Каковым, – угрюмо подумал Фейри, – я, по сути, и являюсь, пусть даже публика состоит из одного-единственного зрителя, а пьеса... что ж, пьеса явно не из тех, в которых можно блеснуть».
– Ну вот, Дитрих, – глухо сказал Фейри, – теперь все тайное стало явным. Вы вынудили меня ответить на свой вопрос – что, вам от этого стало лучше? Довольны наконец?
Споттс отвернулся. И спектакль, который перед ним только что разыграли, и его смысл, и актер привели его в дурное расположение духа.
– Ну что, друг мой, – безрадостно улыбнулся он, – тут только одно можно сказать.
– И что же именно?
– Если мистер Голдсмит настолько глуп, чтобы постелить себе эту постель... – разумеется, подумал Споттс, это именно его инициатива, миссис Голдсмит никогда бы не пустила лису вроде Бэмби Паркер в свой курятник, – то пусть в ней и валяется. На ближайшее время я ему не завидую. – В голосе его прозвучала едкая ирония. – Не говоря уж о более отдаленном.
– Право, Дитрих, мне жаль, что все так обернулось. – Фейри нервно переступил с ноги на ногу. – Я пытался, честное слово, пытался. Но этот дикарь...
– Все ясно. – Споттс сочувственно потрепал его по плечу и по-черепашьи втянул голову в плечи.
Двинувшись было в сторону, он тут же остановился, медленно повернул голову и вытянул шею так, что даже обвислая кожа на подбородке туго натянулась.
– Похоже, болезнь достала меня как раз вовремя, а, Шелдон? – грустно сказал он. – Ну что ж, удачи вам, друг мой. Удачи в кругу филистимлян. Ну а о том, чтобы у меня руки остались чистыми, сама судьба позаботилась.
– Дитрих! Надеюсь, вы не думаете, будто я свои нарочно вымазал в грязи?!
– Нет, нет, – покачал головой Споттс, – разумеется, нет.
И как человек, твердо убежденный в том, что дурные новости надо сообщать как можно скорее, помахал Фейри рукой и отправился на поиски Кензи, которая словно сквозь землю провалилась.
Вооружившись ручными сушилками, напоминающими по форме старинный пистолет, Кензи и Зандра поливали друг друга мощными струями сжатого горячего воздуха.
– Ну что, – весело воскликнула Зандра, перекрывая ровный шум сушилок, – что я тебе говорила? Те, кто отвечает за организацию этой вечеринки, явно знают женщин! Кому бы еще пришло в голову устанавливать здесь эти штуковины?
– Действительно, удачно получилось, – откликнулась Кензи, – иначе что бы нам делать? Мокрые курицы, да и только.
– О Господи, да не будь ты такой скромницей, – погрозила ей пальцем Зандра. – Можешь и выругаться. Уж ты поверь, за свою жизнь я всяких слов наслушалась.
– Знаешь, – призналась Кензи, – мне сильно повезло, что я на тебя налетела, а не на какого-нибудь важного господина.
– Это уж точно. А здорово мы повеселили народ, верно? Но главное, я уверена, мы станем настоящими друзьями! – Теперь обе сушилки были в руках у Зандры, и она делала ими медленные круговые движения, направляя воздух на Кензи. – Я всегда считала: чтобы подружиться, надо сначала здорово насолить друг другу. Согласна?
– Гм. Как-то мне не приходилось... – Кензи оборвала себя на полуслове, словно что-то вспомнив. – О Господи!
– В чем дело?
– Ты вроде говорила, что одолжила этот костюм?
– Верно, но беспокоиться не о чем. Надо знать хозяйку. Если вещь хоть раз надевали, ей больше не суждено явиться на свет Божий. – Зандра выключила одну сушилку и поставила ее на место. – Ну а теперь пора, наверное, познакомиться. – Она протянула руку.
Кензи крепко ее встряхнула.
– Маккензи Тернер, для друзей – просто Кензи. Только хочу сразу тебя предупредить: я не та, какой могу показаться.
– Как это? – У Зандры брови на лоб полезли.
– Другими словами, я не из этого огорода. Никто меня сюда не приглашал, я просто сопровождаю своего отставного босса. В общем, Золушка, простая служащая.
– Какое это имеет значение?
– Может, и никакого. Просто мне хотелось, чтобы ты знала, что к чему. По приемам я не хожу, и знаешь, сколько стоит это платье от Живанши, которое ты так замечательно высушила? Тридцать пять долларов. Я его нашла в лавке подержанного платья.
– Сколько-сколько? – Зандра изумленно посмотрела на Кензи. – Такая красота всего за тридцать пять?! Нет, ты просто должна показать мне эту лавку!
– Только не говори мне, что тоже вынуждена считать каждую копейку. – Кензи удивленно воззрилась на новую знакомую.
– Считать? – фыркнула Зандра. – Было бы что считать. Так что у нас больше общего, чем тебе кажется, – весело добавила она. – Между прочим, и меня пригласили сюда только из-за друзей, у которых я остановилась.
– Ты долго собираешься пробыть в Нью-Йорке?
– Трудно сказать. – Зандра вспомнила свое поспешное бегство из Лондона, подумав, что время делиться такими подробностями еще не настало, а может, и никогда не настанет. – Одно только могу сказать: достаточно долго, чтобы стать трудягой вроде тебя.
– Правда? Что, уже начала стучаться во все двери?
– Нет, и, славу Богу, не придется, хотя прилетела я из Лондона только сегодня. Похоже, я уже нашла работу... или, точнее сказать, работа нашла меня... а может, даже специальное место придумали, – недовольно поморщилась Зандра.
– Ты все еще не сказала, как тебя зовут, – заметила Кензи.
– Только потому, – помрачнела Зандра, – что мое имя – крест, доставшийся мне в наследство от предков.
Открылась дверь соседней кабинки, и оттуда выпорхнула сухопарая дама в воздушном ярко-красном платье от модного дизайнера. Она прошла к самому дальнему умывальнику, так что можно было говорить свободно, без боязни быть услышанным.
– Неужели такое уж страшное? Преувеличиваешь, наверное?
– Думаешь? – вздохнула Зандра, уловив краем глаза, что дама в красном у дальнего умывальника, близко наклонившись к зеркалу, припудривает щеки. – Что ж, повторяй за мной: Анна Зандра Елизавета Терезия Шарлотта фон Хобург-Уилленлоу.
– Шутишь! – Кензи широко раскрыла глаза.
– Ничуть.
В голосе Зандры прозвучали разом усталость, тоска, раздражение, и эта смесь странно тронула Кензи. Она внезапно словно бы переместилась в романтическую сказку – ничего похожего ей раньше испытывать не приходилось.