Выбрать главу

И все же передо мной было живое воплощение фантазии. Незнакомец, которого вы встретили — одна ночь с ним могла бы стать предметом мечтаний, незабываемой встречей, от которой перехватило бы дыхание и которая навсегда изменила бы вас.

— У ТЕБЯ ЕСТЬ ПАРЕНЬ, — закричал голос в голове.

Я понимала это… просто в тот момент было трудно вспомнить его имя.

* * *

Ари

Она была подобна удару молнии, разбив гребаное сердце своей красотой. Заставила меня и всех остальных парней — и девушек — в комнате заказывать по два раза.

Немедленно захотелось выколоть всем глаза вилкой, лежащей передо мной на столе.

— Моя, — кричали внутренности и, конечно же, член.

И, честно говоря, я никак не мог сдержать этого сумасшедшего ублюдка.

Золотистые локоны рассыпались по лицу, словно у них был собственный разум, а глаза? Ну, давайте просто скажем, что они как две чашки кофе — один взгляд, и вы полностью проснулись и готовы к действию.

Она была самой горячей штучкой, которую я когда-либо видел. Каждый дюйм ее тела притягивал, и я не смог бы сопротивляться, даже если бы попытался.

Да и не то чтобы пытался. Я не был идиотом.

Влечение к ней было подобно товарному поезду, мощное и неумолимое, а член таким твердым, что я боялся, как бы не порвались штаны.

Показалось, что я впервые смог дышать с тех пор как увидел тот рекламный щит и понял.. это она. Словно задерживал дыхание с тех пор как она ускользнула тогда, в детстве.

И теперь мог свободно выдохнуть.

Я ехал вдоль дороги по Далласу, передо мной простирался городской пейзаж, растянувшийся лабиринт зданий и огней, которые, казалось, будут гореть вечно. Когда подъехал к перекрестку, взгляд остановился на рекламных щитах, выстроившихся вдоль обочины. Мимо мелькали рекламы всего, от фаст-фуда до роскошных автомобилей, каждая из которых соперничала за внимание проезжающих автомобилистов.

Но затем внимание привлек один конкретный рекламный щит, заставивший меня в недоумении ударить по тормозам.

Вот она, больше, чем жизнь, воплощение более чем десятилетних желаний и тоски. Огромный леопард обвился вокруг нее, свирепые глаза прикованы к чему-то за объективом камеры — это была какая-то реклама духов.

Я сразу понял, что это она, Лайла, девушка, которую потерял. Единственная, кого когда-либо любил.

Миллион воспоминаний нахлынули на меня... те, которые давно похоронил и пытался забыть.

Я покачал головой, заново переживая момент, когда нашел Блейк. Похитить ее и увезти с собой на какой-нибудь отдаленный остров в данный момент не казалось плохой идеей.

Потому что теперь, когда я нашел ее… Теперь, когда мог дышать… Могу, блять, поспорить, что никогда больше ее не отпущу.

— Как тебя зовут, солнышко? — спросил я вместо того, чтобы схватить ее и утащить прочь.

Кстати, заслужил за это гребаную медаль.

Она нахмурилась, словно ненавидела это прозвище. Придется это исправить. Но было трудно думать о чем-то другом, когда я смотрел на нее. Как будто Блейк была солнцем, наконец-то пришедшим сюда после стольких гребаных дождей.

Только посмотрите на меня, уже становлюсь поэтичным. Придется напомнить Линкольну, каким я был умным и артистичным, когда мы поговорим в следующий раз.

— Меня зовут Блейк, и сегодня я буду вашей официанткой, — сказала она профессиональным, но очень неуверенным тоном. Я усмехнулся про себя, потому что Солнышко определенно была так же тронута мной, как и я ею.

А еще я только что нашел новое любимое занятие... слушать, как она говорит.

Голос, очевидно, изменился с тех пор, когда Блейк была маленькой девочкой... но в нем все еще проявлялось то же неповторимое очарование, привлекшее с самого начала. Это заставило мальчика внутри признать, что я нашел волшебство... даже тогда.

Она прикусила восхитительную нижнюю губу, прежде чем перейти к ежедневным фирменным блюдам. Ни одно из них не заинтересовало, поскольку она не упомянула тако или стейк, но я все равно кивнул. Мог слушать, что она говорит... на самом деле, все, что угодно.

— Сэр? — спросила она, и я понял, что пялился... с благоговением.

— Есть ли какое-нибудь специальное блюдо, в которое включен обед с тобой? — съязвил я.

Потому что, очевидно, действительно был гребаным идиотом.

Я наблюдал, как черты ее лица стали холодными, явный отказ, который не оставлял места для непонимания.

— Я не продаюсь, — выпалила она в ответ, разворачиваясь в явном отказе.

С печальной улыбкой я смотрел, как Блейк уходит. Вид сзади был таким же захватывающим, как и спереди.

Я мог бы сыграть всю сцену искупления. Нужно было сосредоточиться на плане, не заставляя ее возненавидеть меня при первой встрече. Обычно я был более обаятельным, чем сейчас.

Увидев ее на рекламном щите в Далласе, я немедленно зашел в старый добрый Google, чтобы посмотреть рекламную кампанию и убедиться, что не сошел с ума от многолетнего принятия желаемого за действительное. Как только появились какие-то средства на мое имя после окончания колледжа, я начал искать, куда исчезла Лайла. И не нашел ни единого намека. Как будто ее никогда не существовало.

Или она умерла.

На протяжении многих лет эта мысль крутилась в голове, как бы сильно я ни надеялся, что она где-то там, живет гораздо лучшей жизнью, чем та, что была в приюте.

Однако из Google я узнал, что модель кампании звали Блейк Шепфилд. А с небольшой помощью жуткого частного детектива Линкольна выяснил, что Блейк была удочерена и все эти годы жила в Нью-Йорке... и что при удочерении ей юридически изменили имя — хотя частный детектив не смог найти подробностей о том, как ее звали раньше.

Это многое объясняло.

Нельзя найти того, кого больше не существует.

Даже если бы я не смог найти всю эту информацию, все равно бы знал, что это она. Ни у кого не было таких глаз. Ни у кого, кроме нее.

Глаза, завораживающего темно-синего оттенка, который, казалось, переходил в фиолетовый, были не похожи ни на что, что я когда-либо видел раньше. В них была глубина, которая, казалось, не имеет конца, как бескрайний простор ночного неба перед рассветом. Были загадочными озерами тайны, обрамленными длинными темными ресницами, подчеркивающими их интенсивность. Когда она смотрела на меня, казалось, что заглядывает в глубины души, и я, даже будучи ребенком, боялся, что Блейк сочтет, словно мне чего-то не хватает.