— Я слышала о ее родителях, — сказала женщина тихим голосом. — Такая трагедия.
— Да. Это определенно более сложное дело, — ответила мисс Томпсон, голос был полон сочувствия.
— Выяснили, почему он убил ее?
Я почувствовала, как в горле образовался комок, и перестала пытаться слушать. Они говорили о маме и папе. Глаза наполнились слезами, и я попыталась сморгнуть их. Не хотела, чтобы женщины видели меня плачущей.
И думать о маме и папе в таком ключе тоже не хотела.
После еще нескольких перешептываний женщина пригладила седые волосы, хотя в строгом пучке не было ни одной выбившейся пряди. Она встала и подошла ко мне, прежде чем присесть на корточки, выражение ее лица немного смягчилось.
— Привет, Лайла, — любезно сказала она. — Меня зовут миссис Андерсон. Мы здесь, чтобы помочь тебе, хорошо?
Я кивнула, слова застряли в горле.
— Давай устроим тебя, — миссис Андерсон протянула мне руку, и я инстинктивно схватила ее. Она была холодной и костлявой, совсем непохожей на руку мамы. Однако, ни один из незнакомцев, к которым меня передавали с тех пор, как полиция прибыла в наш дом, не ощущался как мама.
Миссис Андерсон, не теряя времени, вывела меня из кабинета в другой коридор.
Следуя за ней, я вытерла набежавшую слезу, чуть не уронив при этом мишку.
В коридоре, по которому мы шли, было одиноко, каждый шаг отдавался эхом, как биение сердца в тишине. Миссис Андерсон шла ровно позади, ее присутствие не напрягало, лишь слегка успокаивало, пока я пыталась идти отважно дальше в неизвестность. Стены были увешаны старыми фотографиями детей, которые жили здесь раньше, их улыбки застыли во времени. Стало интересно, где они сейчас.
Были ли когда-нибудь счастливы?
Мы подошли к двери, которую миссис Андерсон открыла с тихим скрипом. Комната внутри была маленькой, простой и холодной. Там стояли две кровати с аккуратно застеленными стегаными одеялами, письменный стол со стулом и полка с несколькими книгами. Тусклый свет просачивался сквозь занавески, отбрасывая на все серый оттенок.
— Это твоя комната, Лайла, — сказала миссис Андерсон добрым голосом. — Будешь делить ее с Мишель. Уверена, она скоро придет, и вы сможете получше узнать друг друга. Не стесняйся делать все, что захочешь, по своему усмотрению.
Бегло осмотрев комнату, не показалось, что Мишель старалась обустроить ее под себя. Желудок задрожал еще сильнее от нервов.
Я огляделась, чувствуя печаль. Это не моя старая комната дома, наполненная знакомыми плакатами и стойким запахом маминой стряпни. Я знала, что должна быть благодарна за то, что нахожусь здесь, поскольку больше никому не была нужна, но все это неправильно. Стены не были выкрашены в мягкий лавандовый оттенок, повсюду не висели фотографии приключений нашей маленькой семьи. Кровать не была завалена мягкими игрушками животных. И на прикроватной тумбочке не было цветов, вроде тех, что папа приносил каждую неделю, а также тех, что дарил маме.
— Спасибо, — прошептала я, слова дрожали.
— Не за что, дорогая, — ответила миссис Андерсон с мягкой улыбкой, не обращая внимания на боль в моем голосе. — Если что-нибудь понадобится, не стесняйся спрашивать. Через некоторое время я пришлю кого-нибудь, чтобы провести для тебя экскурсию. Ужин будет в шесть в главном зале.
Я кивнула, все еще пытаясь подобрать слова. Она оставила меня одну в комнате, закрыв за собой дверь. Когда я села на край кровати, прижимая к груди плюшевого мишку, меня охватило чувство одиночества. Слезы, которые сдерживала раньше, теперь неудержимо текли по щекам.
Чем больше проходило минут, тем сильнее эмоции бушевали, как буря, жестокий шторм, который я не могла контролировать. Боль потери, острое одиночество — все это обрушилось на меня, как неумолимая волна, прорвав хрупкую плотину самообладания. Я чувствовала, что тону в океане слез, каждый всхлип был эхом боли, похороненной глубоко внутри. Паника скребла когтями грудь, злобный зверь угрожал вырваться на свободу.
Эта комната, чужое пространство, казалось, сжималась вокруг меня как смирительная рубашка, из которой невозможно выбраться. Сердце бешено колотилось, дыхание становилось неглубоким. Я балансировала на краю пропасти. Мир закружился в головокружительном танце, который дезориентировал меня и заставил с трудом найти опору.
Хватит. Я не могла здесь оставаться. С отчаянным вздохом я вскочила с кровати, перед глазами все расплывалось от соленых слез, плюшевый мишка выпал из рук. Я побежала по коридору безумным рывком, чтобы обогнать подступающую панику. Выбежала из здания на поле за приютом, прохладный ветерок на лице резко контрастировал с суматохой внутри.
Я рухнула на траву, паника усиливала свои тиски. Казалось, словно мир разлетелся вдребезги, и я потерялась среди обломков. Затем из хаоса прорезался голос.
— Эй, эй, все в порядке. Просто сосредоточься на дыхании. Я прямо здесь.
Я моргнула сквозь мокрые от слез ресницы и увидела стоящего там мальчика, в глазах которого светилось беспокойство. Он посмотрел на меня так, словно действительно видел. В глазах офицеров не было жалости, как и в глазах всех остальных. В его темно-зеленом взгляде отсутствовала покорность, с которой мисс Томпсон и миссис Андерсон смотрели в мою сторону. Нет, то, что я увидела в глубине его взгляда, не было безразличием. Присутствие мальчика было как спасательный круг во время шторма, удерживающий меня посреди паники. Его глаза были нежными, голос успокаивающим, когда тот говорил:
— Глубоко вдохни, ангел, а затем медленно выдохни. У тебя отлично получается.
Паника начала отступать, сменившись чувством спокойствия, которое я не считала возможным.
На минуту безумие исчезло, как и мир вокруг, пока не осталось ничего, кроме тишины.
Когда паника отступила, я вытерла остатки слез и посмотрела на него снизу вверх со смесью благодарности и любопытства.
Мальчик выглядел немного старше меня, его волосы представляли собой бурю диких черных волн, которые, казалось, жили собственной жизнью. Живые зеленые глаза искрились озорством, и что-то в них заставило сердце учащенно забиться.
На его щеке было грязное пятно, а улыбка — широкой, словно мальчик знал миллион секретов и не мог дождаться, когда поделится ими всеми. Его губы изогнулись в улыбке с естественным чувством уверенности, которого я никогда ни у кого не видела.
Стоял так, словно ему принадлежал весь мир, поза была расслабленной и готовой ко всему.
— Спасибо, — наконец удалось выдавить, когда я поняла, что просто смотрю на него.