— Папа! — я попыталась закричать, но не смогла произнести ни слова. Голос пропал, остался только беззвучный крик.
Раздался оглушительный шум — хлопок, который эхом отозвался в ушах.
Я резко проснулась, горячие слезы текли по лицу, когда Уолдо прижался к моей груди, облизывая и пытаясь утешить.
Это был всего лишь ночной кошмар. То, что произошло той ночью, давно осталось в прошлом.
Я была в порядке.
И повторяла это снова и снова. Словно, если буду говорить это достаточно часто, оно станет правдой.
Образы запечатлелись в моем сознании.
И я не думала, что они когда-нибудь уйдут.
Шепфилды не верили в терапию. Но, мне десятилетней, уверена, она могла бы пригодиться.
Я могла бы уйти сейчас. Но список проблем был таким длинным, что я слишком смущена, чтобы говорить о них.
— Спасибо, Уолдо, — прошептала я, нежно поглаживая его шерсть. Он всегда будил меня от ночных кошмаров, по крайней мере с тех пор, как вышла из-под контроля Моры и ему разрешили спать в моей постели.
Не знала, что бы делала без него.
Неохотно я выскользнула из постели, направляясь в душ, чтобы смыть соленый пот, покрывший тело после сна.
Обжигающая вода покалывала кожу, и я замирала от боли, проводя пальцами по линии шрамов вдоль внутренней поверхности левого бедра.
Пальцы так и чесались схватить бритву, чтобы избавиться от боли, которая всегда бурлила под кожей.
Но сегодня у меня прослушивание.
И новые порезы были бы не к месту.
Позже я сидела за барной стойкой на кухне, потягивая кофе, тепло чашки просачивалось в ладони, пока смотрела на телефон. Прошло четыре долгих дня после хоккейного матча и внезапного ареста Кларка... и мы не разговаривали. Эд, адвокат Кларка, был тем, кто передал информацию об освобождении Кларка и его последующем полете обратно в Нью-Йорк. Краткие текстовые сообщения, которые Кларк отправлял в ответ на мои попытки завязать разговор с тех пор, ни к чему не привели.
Было такое чувство, что он каким-то образом обвинял меня в произошедшем, пусть я и не знала, как тот мог прийти к подобному выводу. И все же беспокойство поселилось под кожей, мешая сосредоточиться на чем-либо другом.
Шарлотта, спотыкаясь, вошла в парадную дверь, растрепанный вид рассказывал историю об очередной бурной ночной прогулке. Я оторвала взгляд от кофе, разглядывая ее. Соседка выглядела бледной, с похмелья и определенно несчастной.
— Тяжелая ночь? — спросила я, пытаясь скрыть раздражение в голосе. Она безостановочно тусовалась с Сото с тех пор, как встретила его на игре, приходя в любое время ночи. Думаю, вчера даже опоздала на работу на час, потому что у нее было сильное похмелье.
Я не знала, была ли раздражена, потому что она постоянно будила меня... или ревновала, потому что у Шарлотты был кто-то, кто хотел находиться рядом все время.
Соседка издала стон, опускаясь на стул напротив.
— Даже не представляешь, — пробормотала она, слова были невнятными от усталости и алкоголя.
Я как раз собиралась предложить воды, когда она сбросила бомбу:
— Ари был на вечеринке прошлой ночью. Выглядел довольно уютно с той актрисой из одного из новых драматических сериалов. Не мог оторваться от нее.
Я попыталась скрыть реакцию, сохраняя тщательно нейтральное выражение лица, когда сделала глоток кофе.
Но руки дрожали.
Это скользкое чувство... мерзкое, которое я испытала в раздевалке... снова вернулось. Упоминание об Ари на какой-то вечеринке, когда он устраивался поудобнее с другой женщиной... не должно было меня беспокоить.
Он был никем.
Я не имела права ревновать или испытывать боль.
— Да? — сказала я небрежно, изображая незаинтересованность. — Это хорошо. Он казался неплохим парнем.
Шарлотта бросила на меня любопытный взгляд, вероятно, ожидая более сильной реакции. Я не могла винить ее за то, что та сочла это странным, но не хотела признавать власть, которую Ари имел надо мной. Чувства, которые укоренились гораздо глубже, чем следовало.
Я отказывалась думать о том поцелуе…
Шарлотта бессвязно рассказывала о бурной ночи с Сото, а я старалась ловить каждое слово. Все что угодно, способное отвлечь от мыслей об Ари Ланкастере.
Потому что он был для меня никем.
Верно?
* * *
Я вошла в комнату для прослушивания несколько часов спустя, шаги эхом отдавались в стерильном помещении с белыми стенами. Резкий свет флуоресцентных ламп освещал длинный стол, за которым сидела устрашающая группа агентов и клиентов с каменными выражениями лиц. Это была пугающая сцена, к которой я никогда не привыкну, сколько бы раз ее ни посетила, и которая заставляла сердце учащенно биться, когда я шла к центру.
Другие модели, ожидающие очереди, выстроились вдоль стен зала. Высокие и подтянутые, они излучали уверенность, которой у меня никогда не было. Стройные фигуры, безупречная кожа и дизайнерские наряды кричали о совершенстве. Они обменялись вежливыми кивками и натянутыми улыбками, когда мы все молча признали жестокое соревнование.
Когда я начала проходку, то пыталась излучать уверенность, но критические взгляды, следящие за каждым шагом, угнетали. Комментарии, произносимые шепотом, резали меня, как нож.
— Над осанкой нужно поработать.
— Ей не хватает «харизмы».
— Ее внешность слишком заурядна.
Паника охватила меня, когда почувствовала, что самооценка падает с каждой критикой. В комнате становилось душно, а грудь сжимало от беспокойства. Я не могла избавиться от ощущения, что они снимают с меня все слои, обнажая всю неуверенность, которую я когда-либо скрывала.
Отчаяние охватило меня, и я украдкой взглянула в зеркало за стойкой. В его неумолимом отражении увидела каждый свой изъян увеличенным, подчеркнутым в мучительных деталях. Взгляды были прикованы ко мне, анализируя каждое предполагаемое несовершенство. Я была дурой, что вообще пришла сегодня. Я справлялась намного лучше, когда меня нанимали, основываясь на фотографиях.
Никто никогда не думал, что я достаточно хороша.
Я высоко держала голову, изо всех сил стараясь сохранять самообладание все то время, пока стояла там. В ту секунду, когда они сказали, что могу уйти, я сбежала, не потрудившись остаться и посмотреть, выбрали ли меня.
Когда я вышла из неумолимой комнаты для прослушиваний, тяжесть всего навалилась на меня, как свинцовый плащ. Нахлынула паника, и стены здания внезапно сомкнулись. Словно каждая пара глаз поблизости изучала каждый мой изъян.