Дыхание участилось, неглубокие вдохи не наполняли легкие. Зрение затуманилось по краям, и мир закружился.
Ноги дрожали, когда я, спотыкаясь, шла по коридору, шаги были нетвердыми. Я находилась на грани обморока, приступ паники захватил меня в безжалостные объятия. Мир закружился от голосов и лиц, кошмарный калейдоскоп, угрожающий поглотить меня.
В этот отчаянный момент я заметила переулок прямо впереди. Продвигалась вперед, каждый шаг казался вечностью, пока я не достигла убежища в тускло освещенном переулке.
Когда наконец прижалась к холодным, покрытым граффити стенам переулка, приступ паники достиг своего пика. Я неудержимо дрожала, слезы текли по лицу, пока пыталась отдышаться. Казалось, что весь мир ополчился против меня, но в этом темном, уединенном месте я нашла момент передышки, мимолетное спасение от безжалостного пристального взгляда, который чуть не поставил меня на колени.
— Блейк? — раздался обеспокоенный, знакомый голос откуда-то поблизости. Секундой позже я услышала, как кто-то приближается.
Я сморгнула слезы и, сквозь затуманенное зрение, подняла взгляд, горячий стыд лизнул меня изнутри, когда увидела приближающегося Ари, на его лице было написано неподдельное беспокойство. Он присел на корточки, глаза встретились с моими, а голос смягчился от беспокойства.
— Привет, солнышко, — мягко сказал он, — Что происходит? — одно его присутствие ощущалось как спасательный круг, и я изо всех сил пыталась найти слова, чтобы объяснить ошеломляющий прилив эмоций, которые поглотили меня.
— Просто плохой день, — наконец пискнула я.
— Похоже, это больше, чем просто плохой день... но мы можем продолжить эту историю, если тебе станет легче, — сказал он, протягивая руку, чтобы смахнуть слезу с моего лица.
Все мысли покинули меня, когда смотрела, как он подносит слезу к губам.
Ари слизал ее.
И, казалось, наслаждался вкусом.
— Ну вот, теперь мы можем разделить этот плохой день, — пробормотал он, подмигнув, совершенно не раскаиваясь в том, что только что совершил чертовски странный поступок. Из меня вырвался шокированный кашель.
Но какая-то часть меня также почувствовала себя немного лучше.
Потому что теперь казалось, что мы как бы связаны.
И это не могло не нравиться.
— Давай вытащим тебя отсюда, хорошо? — спросил он, протягивая руку.
Затем меня охватило смущение, и я остро осознала свое растрепанное состояние. Я скорчилась в этом грязном переулке, на щеках следы от слез, а глаза, вероятно, опухли… Я была в полном беспорядке. В отличие от… Ари, который выглядел безупречно.
Накрахмаленная белая рубашка «Хенли» облегала широкую грудь, контрастируя с темно-синими джинсами. Волосы цвета воронова крыла изящно падали на лоб, подчеркивая поразительные черты.
Щеки вспыхнули, когда я продолжила изучать его.
— Позволь позаботиться о тебе, Блейк, — пробормотал он.
Предложение Ари позаботиться обо мне, чтобы отвлечь внимание, повисло в воздухе. Он терпеливо ждал, словно свободен весь день, хотя у него, вероятно, был миллион дел поважнее, нежели расхлебывать этот бардак.
Я замерла.
— Не так! — взвизгнул он, отчаянно поднимая руки. — Я имею в виду, да, я бы хотел заботиться о тебе вот так, но… Черт возьми, — он провел руками по лицу, и из меня вырвался смешок.
Ари пошевелил руками и застенчиво улыбнулся.
— Нравится, когда я выставляю себя дураком, солнышко? Тебе от этого становится легче? Потому что я буду делать так весь день, если это заставит тебя улыбнуться.
— Никто не будет злиться из-за того, что мы тусуемся? — осторожно спросила я, история Шарлотты о его девушке со вчерашнего вечера не выходила из головы.
Замешательство Ари по поводу вопроса было очевидным, и он твердо покачал головой.
— Никто не будет возражать, — заверил он, тон был непоколебимым. — И даже если бы стал, мне было бы все равно. Ты поймешь, что я из тех парней, кто следует девизу «беги или умри», детка.
— Ладно, пошли, — прошептала я наконец, беря его за руку. Вспоминая другой раз, с другим парнем, когда чувствовала то же самое, словно шагнула с края пропасти и приготовилась к падению.
— Это моя девочка, — улыбнулся он, помогая мне подняться, а затем ведя по аллее обратно к дороге, наши руки все еще были переплетены.
Я посмотрела на него еще раз, пока мы шли туда, где была припаркована шикарная черная спортивная машина, на приборной панели лежал штраф за незаконную парковку.
— Не больше, чем друзья, верно? — спросила я.
— На сегодня, солнышко. На сегодня просто лучшие друзья.
Он помог мне сесть в машину и потянулся через колени, чтобы пристегнуть ремень безопасности.
— Эм...
— Я всего лишь выполняю обязанности лучшего друга, — серьезно сказал он, защелкивая ремень.
От него так чертовски хорошо пахло. Мне пришлось сконцентрироваться на том, чтобы прижаться спиной к сиденью, дабы не наклониться и не принюхаться.
— Линкольну, должно быть, действительно нравится эта часть дружбы, — заметила я.
Он запрокинул голову и рассмеялся, и теперь я та, кто, кажется, поражена, поскольку это звучит сексуальнее всего, что когда-либо слышала.
— О, без сомнения, это его самая любимая часть.
Мы зависли так: он склонился надо мной, на наших лицах были большие глупые улыбки.
И я вдруг не смогла вспомнить ни одной из причин, по которым была расстроена сегодня.
* * *
Ари
Руки вцепились в руль, но внимание не было сосредоточено на дороге. Нет, я был зациклен на ней, Блейк, сидящей на пассажирском сиденье, ее красота была силой, которую невозможно игнорировать. На ее щеках все еще виднелись следы слез, а в глазах — отчаяние, от которого захотелось сжечь мир дотла за то, что я посмел огорчить ее. Боль Блейк разрывала меня на гребаные кусочки. Ее слезы были самым прекрасным и худшим, что я когда-либо видел.
Хотя она всегда была моей грустной девочкой. С того дня, как мы впервые встретились.
С того момента, как попала в детский дом после смерти родителей, слезы были ее постоянным спутником. Чаще всего я заставал Блейк свернувшейся калачиком в каком-нибудь углу и рыдающей над тем, что она потеряла.
Мне было намного лучше, чем ей. Я не мог вспомнить родителей, которые вышвырнули меня на обочину, но она действительно видела, как исчезли родители. Видела, как отец убил маму... а потом и себя. В досье, составленном на нее частным детективом, не содержалось много подробностей о приемных родителях, только то, что они были богатыми персонами, часто посещавшими светскую жизнь Нью-Йорка.