Улыбка мальчика стала шире, словно внутри него был солнечный свет, который тот не мог сдержать.
— Ничего страшного, — пристальный взгляд скользнул по моему лицу, и я вытерла слезы, все еще стекающие по щекам. — Кстати, я Ари.
Голос дрогнул, когда я ответила:
— Лайла.
— Лайла, — повторил он, протягивая руку, чтобы помочь мне подняться с земли.
Я смотрела на него долгую минуту, не понимая, почему принятие этого решения казалось таким важным.
Когда, наконец, протянула руку в ответ, судьба была предрешена.
Я просто еще не знала этого.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Блейк
— Ты получила эту гребаную работу! — закричала Келси в трубку, заставив вздрогнуть, когда я отодвинула ее от уха, чтобы не потерять слух. Уолдо зарычал, поднимая голову с пола, где дремал на солнце, льющемся из окна.
Потребовалась секунда, чтобы до меня дошло то, что она сказала.
— Я поняла, — прошептала я, пальцы дрожали, когда недоверчиво прикоснулась к своему рту. Передние лапы Уолдо опустились мне на ногу, и он начал скулить, очевидно, почувствовав напряжение, внезапно пробежавшее по коже.
— Лос-Анджелес, детка! — она снова крикнула, но на этот раз шум даже не беспокоил.
Потому что долгожданная, меняющая жизнь вещь, о которой я старалась не думать, на которую старалась не надеяться... наконец-то сбылась.
Лицо Кларка промелькнуло в голове.
Я даже не сказала ему, потому что не хотела рисковать ссорой из-за того, чего не должно было случиться.
Но теперь это произошло, и…
Легок на помине. Телефон зазвонил, сигнализируя о входящем вызове.
Кларк.
— Я должна ответить, — сказала ей, оборвав все, что еще собирался вывалить на меня агент, и переключилась на другой звонок.
— Привет! — пискнула я чрезмерно взволнованным голосом.
— Привет, детка. Готова к сегодняшнему вечеру? — тепло спросил он.
Желудок скрутило при одной мысли о вечеринке, на которую я должна была пойти с ним позже вечером.
Взгляд метнулся к зеркалу на стене, прослеживая линии тела в отражении, отмечая несовершенства. Все то, что они увидят.
Все, что они подумают обо мне.
Я изучила аккуратную линию шрамов на бедре и подавила беспокойство.
— Ага. В семь, верно?
— Да, — ответил он. — Я прислал платье. Не могу дождаться, когда увижу тебя в нем.
— Идеально, — тихо прошептала я, зажмурив глаза, как будто это могло унять жгучий стыд, охвативший изнутри, когда я подумала о том, как буду выглядеть в этом платье.
— Нужно спешить на встречу. Я люблю тебя, — пробормотал он голосом, от которого в животе должны были порхать бабочки.
— Прощай, — прошептала я, сбрасывая звонок, глядя в окно крошечной квартиры-студии, которую едва могла себе позволить. Кларк тоже это знал. Просил переехать к нему в течение трех месяцев, но у меня всегда находилось оправдание.
Сколько должно пройти времени, прежде чем он устанет от отговорок... и тогда я останусь совсем одна?
Хотя осталась бы совсем одна в Лос-Анджелесе....
Уолдо залаял, словно оскорбленный моими мыслями.
Я опустилась на колени и зарылась лицом в его мягкую черно-белую шерсть.
— Я не одна, не так ли, мальчик? — проворковала я, на губах появилась улыбка, когда он покрыл поцелуями все мое лицо. Я постояла так мгновение, впитывая его тепло, прежде чем встала и оглядела комнату.
В тесной квартире-студии царил хаос. Полная противоположность той жизни, которую я была вынуждена вести после удочерения. С того момента, как войдешь в дверь, возникнет ощущение, словно погружаешься в вихрь цветов, узоров и творческого беспорядка, который, вероятно, не имел бы смысла ни для кого, кроме меня. Каждый дюйм небольшого пространства заставлен предметами, которые говорили о моей... эклектичной личности.
Футон у дальней стены служил одновременно и креслом, и кроватью. Подушки были потертыми, но я подумала, что они все еще выглядят привлекательно, а набор набивных подушек создавал гнездышко, где я часто терялась в книгах или мечтах.
У другой стены гордо возвышался винтажный проигрыватель, окруженный стопками виниловых пластинок, собранных в благотворительных магазинах и на блошиных рынках.
Старый деревянный журнальный столик, украшенный брызгами краски с импровизированных арт-сессий, служил центральным элементом жилого пространства.
Кухонная зона являлась компактной, в ней не было ничего, кроме крошечной плиты, в которую едва помещалась одна кастрюля, а также старой ржавой раковины и мини-холодильника. Кастрюли и сковородки были ненадежно сложены на открытых полках рядом с набором разномастных кружек и тарелок.
В одном углу потрепанная книжная полка стонала под тяжестью обширной коллекции книг. Это была моя личная библиотека, заполненная потрепанными страницами и выделенными отрывками, которые так или иначе затронули душу.
Не было шкафа, поэтому одежда висела на вешалке. Стопки обуви спрятаны по углам, каждая пара была куплена в любимых благотворительных магазинах.
Кларк ненавидел это место.
Ненавидел цвет и то, сколько здесь было вещей.
Он не мог понять: все, что у меня было, когда попала в тот приют — плюшевый мишка. Не мог понять, почему нужно было окружать себя вещами.
Приемные родители тоже этого не понимали. Они предложили заплатить за пентхаус и были... разочарованы, когда я отказалась, желая попробовать сделать это самостоятельно.
Никто не понял.
— Шаг за шагом, Блейк, — пробормотала себе под нос, отгоняя мрачные мысли и направляясь в ванную, чтобы взять таблетки от тревожности, которые ждали меня, прежде чем начну готовиться к сегодняшнему вечеру.
* * *
В лифте я сделала глубокий вдох, холодный ужас скользнул по коже, когда пролетели этажи. Ткань платья прошелестела, элегантность, к которой я так до конца и не привыкла. Платье, присланное Кларком, было произведением искусства, шедевром из бледно-розового атласа и кружев, которое струилось вокруг меня.
Его красота была напоминанием о жизни, в которую меня втянули, — жизни гламура и совершенства, которой я никогда не соответствовала. Приемная мать ожидала утонченности, а мир моды только усилил это.
Сегодня вечером, как и во многие другие вечера, показалось, что на мне был костюм, который не совсем подходил. Следовало бы привыкнуть к этому, я чувствовала себя так с того момента, как Шепфилды забрали меня из приюта, изменили имя, личность, мой мир.