Я не совсем был готов к похищению человека.
* * *
Блейк
Настал день фотосессии для «Renage», и я находилась в полном беспорядке. Это была первая работа, которую я получила в Калифорнии с тех пор, как провалилась работа в журнале Voyage. «Renage» был колоссальной возможностью, я и не думала, что выпадет такой шанс. Возможно, это был тот прорыв, который я искала.
Однако, пока сидела в комнате, беспокойство кружилось, как злобный шторм.
Уолдо лежал у моих ног, большие карие глаза были полны беспокойства. Он потерся мокрым носом о мою руку, пытаясь утешить. Я почесала его за ушами и слабо улыбнулась, как обычно благодарная за неизменное присутствие.
Но никакое количество пушистой привязанности не могло остановить неослабевающую тревогу, грызущую меня. Сомнения терзали разум, коварно нашептывая, что я собираюсь все испортить.
А к тому же на тумбочке стояла коробка из-под пиццы. Я сошла с ума и съела ее вчера вечером с Ари. Я все еще чувствовала, как жирные ломтики с начинкой из сыра бурлят в желудке.
Я стояла перед зеркалом, ненавидя каждую частичку себя, изучая отражение. Мягкий утренний свет просачивался сквозь занавески, бросая резкий свет на мои черты. Голос в голове звучал громко этим утром, вызывая лавину неуверенности и ненависти к себе.
Глаза проследили линии тела, задержавшись на тех местах, где я чувствовала себя наиболее неуверенно. Я начала терять контроль, презирая каждый изгиб, каждое несовершенство, каждую унцию плоти на своем теле.
Чувство вины, охватившее меня, было знакомым. Я начала страдать… проблемами с питанием, когда начала жить с Шепфилдами. Мора внимательно следила за моим весом, взвешивая еду и ограничивая ее, чтобы я выглядела именно так, как она хотела. Мора воспитала меня на том, что еда — это враг. Но врага я могла победить, пока была дисциплинирована.
Часть меня знала, что мысли неразумны. Но другая часть мозга, та, что проклинала меня за то, что я осмелилась съесть кусочек пиццы перед такой важной работой... была намного громче.
На глаза навернулись слезы, и я сморгнула их, не желая, чтобы те пролились. Я могла контролировать мысли. Я могла — я повернулась боком, изучая свой профиль. Пальцы очертили контур ребер — ритуальный жест, который придал извращенное чувство уверенности. Кости под кожей были как карта самоконтроля, свидетельство дисциплины, которую я наложила на себя.
Без предупреждения я сорвалась с места и бросилась в ванную, Уолдо следовал за мной по пятам. Я уставилась на унитаз, пытаясь уговорить себя не блевать.
Это не сработало. Я вцепилась в унитаз, мысли закручивались в хаотическую пропасть.
Двадцать минут спустя я неуверенно поднялась на ноги и прополоскала рот. Уолдо посмотрел на меня снизу вверх, его глаза были полны беспокойства, и я погладила пса по голове, пытаясь утешить.
Дрожащими руками я попыталась взять себя в руки.
Хуже всего то, что я не только не почувствовала себя похудевшей... но теперь меня тошнило. Горло болело, глаза налились кровью, кожа была липкой... а мышцы живота болели.
— Я в полном беспорядке, — прошептала я, жалея, что не могу поделиться своим другим маленьким грязным секретом и немного облегчить эту боль.
Я вернулась в комнату, и на прикроватной тумбочке зажужжал телефон. Я бросилась поднимать его, на экране высветилось сообщение:
Ари: Удачи сегодня, солнышко. Скоро увидимся.
Волна тепла сразу же захлестнула меня... но также и стыд. Он был моим шансом... шансом на что-то хорошее. И когда узнает, насколько я не в себе... это только все испортит.
Телефон снова зажужжал, сигнализируя о том, что Uber на месте.
Я была близка к истерике, когда схватила сумку и направилась в гостиную. Шарлотта сидела на диване, переключая каналы на телевизоре, и странно посмотрела на меня, когда я проходила мимо... плача.
— Увидимся, — прошептала я и вышла за дверь, прежде чем та успела задать какие-либо вопросы.
Я вытерла лицо, прежде чем сесть в ожидающую машину. Я могла бы пережить этот день. Могла воспользоваться возможностью. Я должна была воспользоваться ей.
Я не могла потерять Ари.
Водитель тронулся, город проносился мимо меня, и тяжесть прошлого ощущалась как груз, туго натянутый на коже.
Тридцать минут спустя мы добрались до обширного склада, где проходила фотосессия «Renage». Всю дорогу желудок скручивало от затяжного дискомфорта. Я поблагодарила водителя и вошла внутрь, сразу же окунувшись в кипучую деятельность на съемочной площадке. Суетящиеся визажисты, парикмахеры и стилисты казались далекими, словно двигались сквозь дымку. Мои шаги были нетвердыми, и я цеплялась за каждый вдох, желая, чтобы чувство неловкости утихло.
Яркие огни висели над головой, их интенсивность усугубляла дискомфорт, отбрасывая резкие тени, которые танцевали перед моими глазами. Яркий фон, сюрреалистическая фреска ярких цветов и замысловатых деталей казались почти сказочными, как мерцающий вдали мираж.
Я завернула за угол и застыла как вкопанная. Глаза расширились, а челюсть отвисла, когда я заметила знакомую татуировку в виде бабочки на хорошо сложенной, загорелой спине.
Вместо Дерека Торнтона передо мной стоял Ари Ланкастер, демонстрирующий пару обтягивающих черных трусов-боксеров «Renage», которые почти не оставляли простора воображению.
Тонкая хлопчатобумажная ткань облегала тело, как вторая кожа, подчеркивая великолепие мускулов. Мои чувства обострились, тело инстинктивно отреагировало на открывшееся зрелище, волна желания заставила мое естество напрячься. Сквозь трусы виднелись очертания его огромного члена. Зрелище было эротичным и возмутительным.
И моим. Я знала, на что способен этот член. Знала, как он ощущается внутри меня.
Я принимала его сперму в свое тело снова и снова. Ни у кого никогда не было его спермы, кроме меня.
Я сжала кулаки, оглядывая всех в комнате, кто пялился на мужчину, вожделея. Я хотела оторвать Ари от всех, прикрыть своим телом, чтобы те знали: он принадлежит мне.
Глаза проследили за пленительными линиями его нижней мышцы живота, и я почувствовала, что трусики стали влажными. Думаю, потребовалась бы целая жизнь, чтобы по-настоящему изучить его так, как я хотела... чтобы раскрыть магию.
Как будто почувствовав меня, он оглянулся через плечо с ленивой улыбкой... и подмигнул.
Как бы говоря: «Сюрприз! Я решил сняться в твоей съемке, не сказав об этом.»