Прежде чем я успела что-либо сделать... или хотя бы отреагировать на его подмигивание, передо мной возникла измученного вида женщина в больших черных наушниках.
— Вот ты где! — рявкнула она. — Нужно подготовить тебя, — когда я двигалась не так быстро, как ей хотелось, та похлопала по планшету. — СЕЙЧАС!
Я поспешила туда, куда она указывала, бросив взгляд на Ари, который свирепо смотрел на женщину с самым страшным лицом, которое я когда-либо видела.
Надеясь, что он ничего ей не сказал, я бросилась в примерочную, где кружила бурная деятельность. Через несколько мгновений я обнаружила, что надеваю едва заметный черный кружевной пеньюар, растирая кожу маслом и бронзатором. Прическа и макияж были выполнены мастерски, превратив меня в кого-то, кого я едва узнавала. Глаза были украшены дымчатыми, знойными тенями для век, а губы накрашены ярким малиновым оттенком, что резко контрастировало с макияжем «smoky eyes». Волосы были уложены в свободные каскадные волны, обрамлявшие лицо. Мягкие локоны рассыпались по плечам.
Пока я смотрела на отражение в зеркале, неуверенность, от которой меня отвлек шок при виде Ари здесь... с ревом вернулась.
Зная, что больше медлить нельзя, я глубоко вздохнула и толкнула дверь гримерной, входя в студию. Как только я вошла, взгляд Ари метнулся ко мне. У него отвисла челюсть, а глаза были комично расширены.
— Вау, — одними губами произнес он, прижимая руку к сердцу и притворяясь, что пошатывается. Его пристальный взгляд блуждал по моей внешности, а затем он поморщился, проводя рукой по своему внезапно очень возбужденному члену. Трусы были маленькими... а он был ненормально большим... достаточно большим, чтобы проколотый кончик выглядывал из-под верхней резинки, и он изо всех сил старался прикрыть его.
Он начал что-то бормотать себе под нос, уставившись в потолок. Выглядело так, как будто он повторял «старые морщинистые яйца» снова и снова, но это, казалось, не работало.
Я подошла к площадке, где он стоял, и Ари снова перевел взгляд на меня, на лице была боль.
— Ты убиваешь меня, солнышко, — прорычал он. Ари снова начал бормотать, но на этот раз я могла его расслышать.
Он действительно повторял «старые морщинистые яйца».
Я хихикнула, и все его лицо смягчилось.
— Не хочешь объяснить, что ты здесь делаешь? — спросила я, приподняв бровь.
Кто-то поблизости прочистил горло, прежде чем Ари успел ответить. Это была арт-директор «Renage» Элиза Мартин, всемирно известная фигура в индустрии. Ее взгляд метнулся в сторону Ари и меня, опускаясь к «пирсингу» в трусах Ари, который только начинал спадать. Слабый румянец проступил на ее щеках, свидетельствуя о неоспоримой харизме, которую излучал Ари... потому что ничто не влияло на Элизу Мартин.
Взволнованная, но пытающаяся сохранить профессионализм, она выдавила:
— Хорошо, ребята, давайте начнем. Эта съемка займет весь день, так что давайте воспользуемся ею по максимуму.
— Ты такая чертовски красивая... и вся моя, — прошептал он на ухо, когда мы последовали за Элизой на съемочную площадку, его слова были бальзамом для ревности, которая кипела в позвоночнике. Собственнические нотки в его тоне были неоспоримы, и это наполнило меня пьянящей смесью желания и уверенности.
Тема съемки была более острой и называлась «Знойный бунт». Предполагалось, что съемочная площадка будет излучать мрачную и таинственную атмосферу с элементами нетрадиционной чувственности.
Фоном послужили потертые кирпичные стены, покрытые граффити, что придавало съемочной площадке атмосферу городского андеграунда. Тусклое, капризное освещение отбрасывало интригующие тени, подчеркивая напряженную атмосферу.
Вместо традиционной мебели в декорациях был использован промышленный реквизит, такой как стальные цепи, наручники в кожаном переплете и винтажные мотоциклы, что добавляло элемент необузданной сексуальности и бунтарства.
Щеки покраснели, когда я заметила, что Ари уставился на наручники, очевидно, в его голове роились неприличные мысли.
У меня они тоже были.
Элиза попросила принести еще масла для тела для Ари, и я сильно прикусила губу, пытаясь подавить ревность, когда нетерпеливая сотрудница бросилась к нам, протягивая масло, как будто это был святой Грааль.
— Блейк может нанести его, — твердо сказал Ари.
Элис открыла рот, чтобы возразить, ее пристальный взгляд в замешательстве метался между нами. Казалось, она наконец поняла, что мы были... вовлечены, и переубедить Ари, вероятно, было безнадежным делом, поэтому она покачала головой и направилась туда, где собралась съемочная группа фотографа, обсуждая что-то на экранах перед ними.
Я взяла флакон у очень разочарованного сотрудника и трясущимися руками нанесла блестящее масло на скульптурное тело Ари. Я провела руками по твердой поверхности его груди, как обычно очарованная всеми татуировками, нанесенными чернилами на кожу. У Ари снова встал, пока он смотрел на меня, как показалось, с благоговейным восхищением. Откуда-то раздался щелчок камеры, но я была слишком поглощена тем, что мы делали, чтобы разглядеть, что происходит.
— Я одержим всем, что связано с тобой, — прорычал он себе под нос, когда я провела ладонью по его прессу... просто для пущей убедительности.
— И я, — ответила я, слова вырвались быстро.
Затем мы неохотно приступили к работе, и даже с Ари... мое самосознание начало пробиваться на поверхность, как безжалостный зверь. Растущее разочарование Элизы и фотографа только усиливало беспокойство, их нетерпеливые команды резали меня, словно ножом.
Я ничего не могла сделать правильно. Каждый взгляд был неправильным.
— Давай сделаем перерыв, — наконец сказал Ари после того, как на меня набросились в миллионный раз. В его голосе было мрачное рычание, которое не допускало возражений. Не дожидаясь, пока кто-нибудь согласится с предложением... приказом, он потащил меня в гримерку, заперев за нами дверь.
Беспокойство было очевидно в глубине глаз, когда он повернулся ко мне лицом.
— Что случилось, солнышко? — его голос был нежным, успокаивающим бальзамом для моих измотанных нервов, когда Ари провел пальцами по моей щеке. Но, словно вызванная простым вопросом, слеза скатилась по коже, когда я наклонилась к его руке.
Я судорожно вздохнула, пытаясь унять дрожь, пробежавшую по телу. Слова застряли в горле, словно являлись слишком тяжелыми, чтобы их можно было выпустить на свободу.
Я всхлипнула, изо всех сил пытаясь подобрать слова, чтобы передать бурю эмоций, бушующих внутри.