— Хочешь умереть, Сото? — я пришел в ярость. Томми подошел сзади и придержал сзади за джерси, пока я катился вперед. — В чем, черт возьми, твоя проблема!?
Сото встал у меня перед носом, вены на его лбу выглядели так, словно выражали протест, театрально вздуваясь и пульсируя.
— На днях я собираюсь трахнуть пизду твоей маленькой подружки, показать, каково это — чувствовать член настоящего мужчины. Думаю, что сделаю это без презерватива. Да. Наполню своей спермой, оставлю там, чтобы ты мог ее найти...
Остатки здравомыслия, которые еще оставались, лопнули. Прежде чем успел подумать, я сорвал перчатки, стянул с него шлем, и правый кулак рванулся вперед, как ракета, с удовлетворительным хрустом врезавшись в челюсть Сото. Его голова дернулась в сторону, и на долю секунды на льду воцарилась ошеломленная тишина, пока все переваривали произошедшее.
Но эта доля секунды тишины длилась недолго. Сото выплюнул капу и взревел от ярости, бросаясь на меня с диким размахом. Я увернулся от удара и ответил быстрым апперкотом в живот. Он отшатнулся.
Однако я не остановился, а продолжал наносить удары с рассчитанной жестокостью. Попытки Сото дать отпор были слабыми по сравнению с этим. Он дико размахивался, но я подпрыгивал и извивался, с легкостью уклоняясь от ударов.
Когда толпа взревела, мое внимание обострилось. Я мог видеть шок и недоверие в глазах Сото, когда тот понял, что его превзошли. Он попытался прижать меня к льду, но я вывернулся из хватки. В последнем, отчаянном движении он бросился на меня, но я обошел его и нанес сокрушительный удар по ребрам.
Сото рухнул на лед, хватая ртом воздух и в агонии держась за бок. Судья бросился разнимать нас, и моя подпитываемая адреналином ярость начала утихать, уступая место чувству удовлетворения. Толпа вскочила на ноги, некоторые аплодировали, другие были ошеломлены зрелищем, свидетелями которого только что стали.
Я стоял, тяжело дыша, костяшки пальцев болели от ударов. Сото, с другой стороны, был в ужасном состоянии, его лицо распухло и покрылось синяками, из разбитой губы сочилась кровь.
Он выглядел чертовски жалко. Лучше бы люди сделали фотографии, потому что я хотел, чтобы Линкольн увидел проделанную мной работу.
Он бы так гордился.
Судьи пытались решить, что со мной делать за нападение на собственного товарища по команде, тренер сходил с ума, лицо приобрело темно-красный оттенок, словно тот проглотил перец чили... Но мне было все равно. Сото сам напросился.
— Черт возьми, Ари, в тебе есть немного безумства. — размышлял Уокер, толкая меня локтем, пока мы наблюдали, как судьи спорят.
— Дисней, ты даже представить себе не можешь, насколько, — протянул я.
Мне дали пять минут на скамейке штрафных, но плевать.
Когда я, наконец, вернулся на лед, сердце все еще колотилось от избытка адреналина. Сото не вернулся, потому что был таким гребаным слабаком... и команде от этого только лучше.
Остальная часть игры была безжалостной битвой. «Миннесота» немного отчитала меня за избиение товарища по команде... но также казались чуть более робкими, чем раньше. Мы выкладывались на пределе, наращивая интенсивность с каждой сменой. На последних минутах третьего периода я оказался в решающем моменте, защищая Уокера, в то время как «Миннесота» пыталась сравнять счет. Я отразил отчаянный бросок и выбил шайбу... Время шло. Когда прозвучал финальный гудок, мы, блять, выиграли.
Празднуя победу, я не мог удержаться и бросил взгляд в сторону Сото. Он смотрел на меня, буквально кипя от гнева — стиснутые зубы и все такое. Я послал ему воздушный поцелуй, просто чтобы вогнать ярость поглубже.
Позже, в отеле, я отправил сообщение Линкольну.
Я: Отель Блудливая Калифорния.
Линкольн: Нет. Просто нет. Это совсем не так.
Я: Слишком много песен о Кали, поэтому я объединяю их.
Линкольн: Теперь Кали, не так ли?
Я: Послушай, я пытаюсь погрузиться в культуру. Быть хорошим товарищем по команде и все такое.
Линкольн: О, так ты называешь драку, в которую ввязался с Сото?
Я: О, ты действительно любишь меня. Даже преследуешь!
Линкольн: ...
Я: Не волнуйся, я никому не скажу.
Я: И да, я думаю, что врезать Сото по толстому носу означало быть хорошим товарищем по команде. Уокер согласен.
Линкольн: С каких это пор нас стало волновать, что думает Уокер?
Я: Оу, а теперь ты ревнуешь. Лучший день в жизни.
Линкольн: ...
Я: Не волнуйся. Я все еще люблю тебя больше.
Линкольн: ...
Я: Скажи это в ответ.
Линкольн: ...
Я: Давай. Я знаю, ты этого хочешь.
Линкольн: Вздох. Отлично...ЯЛТ5.
Я: ПОБЕДА ЗА МНОЙ!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Ари
Два дня спустя у нас проходила еще одна домашняя игра, и я находился в восторге от того, что проведу день с Блейк. Я улыбнулся ей, и та покраснела. Я поправил член, безуспешно пытаясь опустить его... Потому что она выглядела так чертовски сексуально в моей джерси. Я нарисовал свой номер, #24 на ее щеках. Она подумала, что это мило, но я просто пытался быть чересчур собственническим. И также заставил ее размазать мою сперму по всей груди после предыдущего занятия любовью.
Это был беспроигрышный вариант.
Блейк выглядела слишком сногсшибательно в этой джерси. То, как она облегала ее грудь... Стоило попытаться включить в следующий контракт то, что у нее должна быть собственная штрафная скамейка во время игр, просто чтобы держать девушку подальше от всех.
Это реально? Я, конечно, мог бы попытаться уговорить Реми сделать это. Линкольн определенно был бы на моей стороне.
— Ты пялишься, — пробормотала она, убирая прядь волос с лица.
— Ничего не могу с собой поделать. Ты чертовски хорошенькая. Джерси смотрится на тебе намного лучше, чем на мне, — сказал я, подмигивая.