Знает ли об этом Ари Ланкастер? Это вопрос часа... но что, пожалуй, еще более шокирует, так это слухи о том, что мисс Шепфилд, возможно, пошла по стопам своей матери. Источники шепчут, что у нее был бойфренд в родном городе, в то время как завязались романтические отношения с Ланкастером. Если верить слухам, это может обернуться неприятностями для их, казалось бы, блаженного союза.
В то время как Блейк была замечена рядом с Ари на различных мероприятиях и играх, инсайдеры утверждают, что Ари, возможно, не знает о ее предполагаемой неверности. Фраза «Если один раз изменила, значит, так и останется изменщицей» обрела популярность, заставляя как поклонников, так и критиков размышлять о долговечности их отношений.
Поскольку отношения продолжают разворачиваться на наших глазах, только время покажет, бросит ли история любви Ари Ланкастера и Блейк вызов обстоятельствам или поддастся слухам, которые угрожают разрушить их новообретенный роман. В мире знаменитостей и спорта одно можно сказать наверняка: драма никогда не прекращается, и раскрыть правду, возможно, труднее, чем найти шайбу на переполненном катке.
Я уставилась на экран компьютера, сердце буквально разрывалось в груди. Почему я решила погуглить свое имя прямо перед работой? Не было никакой возможности, чтобы пресса не узнала о Кларке, особенно по мере того, как росла слава Ари. Но как они узнали о родителях? Шепфилды заплатили кучу денег, чтобы избавиться от моего прошлого.
Я вытерла слезы и поспешила на работу. Все было хорошо. Только потому, что это написали... не делает произошедшее реальностью.
Но я также обнаружила, что нахожусь в ванной, заставляя себя блевать перед уходом.
Потому что от вредных привычек трудно избавиться.
Несколько часов спустя я находилась на работе, балансируя подносом, уставленным блюдами, когда проходила между переполненными столиками ресторана, глаза перебегали с одного клиента на другого. Это был сумбурный вечер, из тех, что держали меня в напряжении и, к счастью, давали мало времени думать о чем-либо другом. Еще час, и я уйду, вернусь к Ари.
Я застонала про себя, потому что звучала как влюбленная, одурманенная дурочка.
Хотя эти мысли тоже были ужасающими... потому что чем глубже я погружалась в отношения, тем больше приходилось терять.
— У тебя новый столик, — сказала Марни, одна из хостесс, проходя мимо. Коллеги всю смену бросали на меня оценивающие взгляды. Особенно она.
Подписавшись, я оглянулась и замерла, казалось, кровь застыла в жилах.
Идеально уложенные волосы, глаза, полные презрения, оглядывающие ресторан, словно тот лично ее оскорбил.
Мора.
Месяцы прогресса рухнули, просто от одного взгляда на нее. Я даже не просматривала сообщения, которые она присылала в последнее время, потому что знала: будут полны снисходительных, обидных комментариев о том, как я испортила свою жизнь.
Очевидно, она решила передать эти сообщения лично.
Я попыталась собрать все профессиональные силы в кулак, поскольку знала, что она без колебаний пожалуется и попытается уволить меня, если отреагирую, но руки дрожали, когда я положила перед ней меню.
Глаза Моры впились в мои, и во взгляде был жестокий блеск.
— Ну, ну, — сказала она со снисходительной ухмылкой, — неужели это моя неудачница дочь, — она оглядела комнату. — Настоящее грехопадение... не так ли.
— Я...
— Это был не вопрос, — усмехнулась она, холодные глаза изучали меня.
Я изо всех сил старалась сохранить самообладание, но ее слова глубоко ранили.
— Мора, — удалось мне произнести с легкой дрожью в голосе, — что я могу предложить тебе выпить сегодня вечером?
Она рассмеялась жестоким, издевательским смехом.
— Хорошо, я подыграю. Мартини, экстра-сухое. Если в этом заведении вообще умеют его готовить.
— Конечно, — пробормотала я, отворачиваясь, потому что только Мора Шепфилд могла сказать такое в заведении, которое, очевидно, было пятизвездочным рестораном.
Я сжала челюсти, изо всех сил стараясь сохранить профессионализм.
Подойдя к бару, я чопорно сделала заказ. Пит, один из барменов, вопросительно посмотрел на меня, очевидно, смущенный зомби-поведением. Он протянул мне напиток.
— Ты в порядке?
— Да, все хорошо, — прошептала я, делая глубокий вдох, когда возвращалась к столику Моры.
— Держи, — я ставлю напиток на стол, стараясь не обращать внимания на понимающее, веселое выражение ее лица.
— Знаешь, Блейк, мы всегда надеялись, что у тебя не те же гены, что у никчемных родителей. Обсуждали несколько дней, прежде чем удочерить тебя, пугаясь, что ты можешь закончить… вот так.
— Уже решила, что будешь есть? — я выплюнула слова, пытаясь остановить ее язвительность.
Но она не собиралась останавливаться, пока не скажет все, что хотела.
— Посмотри на себя. Ты отказалась от мира привилегий ради этого. Раболепствуешь, как прислуга. Твоя карьера модели разрушена...
— Заказ, пожалуйста, — выдавила я. Потому что, черт возьми, не хотела плакать.
Она улыбнулась, получая удовольствие от попытки унизить меня.
— Стейк средней прожарки. Конечно, они не могут его испортить.
Я кивнула и поспешила прочь. И вместо того, чтобы ввести заказ, направилась в обход к черному ходу, толкая двери со сдавленным всхлипом.
Я стояла снаружи на прохладном ночном воздухе, прислонившись к шершавому кирпичу здания, и слезы текли по лицу. Неважно, какого прогресса я добивалась, этого никогда не было достаточно. Она всегда пыталась максимально ослабить меня.
Всегда.
Я чувствовала себя совершенно никчемной, как будто все усилия, которые прилагала, чтобы проявить себя, были напрасны. С тех пор как они удочерили меня, все, чего когда-либо хотела, — это чтобы Мора любила меня, принимала такой, какая я есть.
Но что бы ни делала, этого всегда было недостаточно.
Шрамы бурного воспитания, годы, проведенные в борьбе за ее одобрение, все еще были свежи в памяти. Я надеялась, что, порвав с Морой и токсичной жизнью, которую она олицетворяла, смогу, наконец, обрести чувство собственного достоинства и принадлежности.
Очевидно, я бредила.
Я вытерла слезы и вернулась обратно внутрь, испытывая то старое знакомое ощущение, как будто чужая в собственной шкуре. Словно та слишком туго натянута на кости и в любую секунду может порваться и показать всем вокруг, насколько я уродлива внутри.