Теперь они оба выглядели достаточно напуганными. Видимость ледяного самообладания разлетелась вдребезги, и теперь в их глазах таился неподдельный страх. Мора лихорадочно оглядывала комнату, как будто ожидала, что скрытые камеры будут записывать разговор.
— Итак, — сказал я, откидываясь на спинку стула, — вот как мы поступим. Вы подпишете эти документы, фактически отказываясь от любых претензий, которые имеете к Блейк как ее приемные родители. Пообещаете никогда больше не связываться с ней и позаботитесь о том, чтобы ее оставили в покое.
Мора уставилась на документы, руки дрожали, когда та потянулась за ручкой.
— Что ты собираешься делать с тем, что знаешь? — прошипела она, лихорадочно подписывая документ, не задумываясь.
Это не было неожиданностью, но меня бесило, как легко она могла отвергнуть Блейк.
Блейк была бесценной. Стоила больше, чем что-либо еще в их жалкой жизни.
Я мрачно усмехнулся.
— Держитесь подальше от Блейк, и вам не придется этого узнавать.
Блейк, очевидно, больше восемнадцати, и слушать Шепфилдов не было необходимости. Но просто то, что они являлись ее приемными родителями на законных основаниях, было похоже на темную тучу, нависшую над жизнью.
Теперь она станет свободна.
Я схватил документы, наслаждаясь сладким вкусом победы. Шепфилды, которые когда-то имели над ней такую власть, теперь были в моей власти. И я твердо намеревался убедиться, что они понимают последствия этого, если когда-либо снова встанут на пути.
На их лицах отразилось поражение, когда я поднялся с места, оставив их созерцать руины тщательно построенного мира.
В конце концов, я бы слил всю информацию о том, кем на самом деле были Шепфилды, пусть Блейк насладится удовлетворением от того, что увидит могущественное падение…
Но сейчас было бы забавно посмотреть, как они станут жить в страданиях.
Точно так же, как Блейк провела всю жизнь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Блейк
Я проснулась, грудь тяжело вздымалась, когда оглядела комнату. Нашу комнату. Ари вернул меня сюда. Снова.
Я находилась заключена в его объятия.
И не пыталась высвободиться.
Это был единственный раз, когда я позволяла себе расслабиться в его присутствии — когда Ари спал и не мог видеть мою автоматическую реакцию на прикосновения, то, как его сердцебиение было ночным саундтреком, то, как тело купалось в его тепле.
Я очнулась от кошмара. Того, где была заперта в машине, мчащейся по бесконечной, опасной дороге. Тормоза не срабатывали, руль заклинило, и у меня не было другого выбора, кроме как терпеть это. Ждать трагедии, которая случится в конце путешествия.
Мне не нужно было объяснять, что означает этот сон. Я хорошо осознавала отсутствие контроля над жизнью в тот момент.
— Блейк, — прошептал он во сне, притягивая меня ближе к груди, нос скользнул по моей шее сзади.
Тихий всхлип сорвался с губ, и я хлопнула по ним ладонью, пытаясь заглушить звук.
Я не хотела, чтобы он просыпался. Не хотела разрушать очарование этих ночей, когда могла найти утешение в его объятиях, притворяясь, что Ари просто любовь всей моей жизни, а не уничтоживший сердце мужчина.
На следующее утро я стояла перед зеркалом, просто разглядывая себя. Он был на тренировке, а я... я наедине со своими демонами. Через час состоится съемка. Но вместо того, чтобы готовиться, я стояла там, разрывая себя на части.
Я почти начала нравиться себе. Потому что нравилась Ари. Не просто нравилась, он сказал , что я идеальна.
Но теперь я знала, что он лжец. И все те красивые слова, которые сказал... те, которые впустила, позволила себе начать верить…
Возможно, я не могла им доверять.
И вот я здесь, саундтрек, который преследовал меня с тех пор, как была маленькой девочкой, снова громко звучит в голове.
Морщинки вокруг глаз, они слишком заметны? Они должны быть такими заметными? И щеки. Сегодня они округлились. В последнее время я металась между обжорством и отказом от еды. Чертова пухлота... была ощутимым доказательством отсутствия самоконтроля. Губы были слишком тонкими. Сегодня состоится гребаная фотосессия для помады. Они бросят один взгляд на мое старое, жирное лицо и губы, как у пугала, и вышвырнут вон.
Я закричала. И эхо этого было повсюду, разбивая трещины в сердце, пока те не стали больше походить на гребаные ущелья. Я умирала. Это было единственным объяснением того, насколько все это причиняло боль. Люди созданы для того, чтобы уметь переносить боль, но не такую. Не боль, от которой истекаешь кровью.
Единственная причина, по которой я не помылась этим утром, единственная причина, по которой не зависала над унитазом, пока внутренности не начали болеть и кровоточить… было то, что я могу опоздать.
Я снова стала слабой, какой и была всегда.
И в глубине души я знала, что это не вина Ари. Знала, что нужно исправиться. Что стоит прекратить это делать.
Просто не понимала, смогу ли.
Когда несколько часов спустя я ушла со съемки и была побеждена. Каждый снимок получался плохим. Фотограф перепробовал все. Но не было искры, не было жизни.
Как это могло произойти?
Я чувствовала себя ходячим трупом.
Зазвонил телефон, и на какую-то секунду... мгновение от сердца отлегло.
Но это был не Ари.
Кларк.
И он был ни к чему.
Я свернула на подъездную дорожку к дому, в который не могла не вернуться.
И заплакала.
* * *
Несколько дней спустя я тупо пялилась в телевизор, смотря неизвестно что, когда внезапно ворвался Ари, держа в руках мой телефон.
— Что это? — выплюнул Ари.
— Верни его! — зарычала я, бросаясь за ним.
Но он поднял его над моей головой.
— Кларк написал двадцать гребаных сообщений на этой неделе. Почему не послала его?
— Ну и что, если он пишет? Что ты собираешься делать, Ари? Подбросишь наркотики в его машину? Заблокируешь номер, не сказав мне? Заменишь гребаным своим? Или отследишь мой телефон, чтобы знать, когда мы разговариваем? О, подожди, ты собираешься занести его в гребаный список лиц, которым запрещено летать?
— Может быть! — закричал Ари.
Я вздрогнула и отступила назад, агония пронзила тело. Это был первый раз, когда он повысил голос.
— Как ты мог так поступить со мной? С нами? — бушевал отец, прежде чем издал резкий всхлип, звук был абсолютно ужасающим.