Не в первый раз я задавалась вопросом, кем вообще была на самом деле.
Съемки закончились, и я вышла за пределы склада, осматривая бетонные джунгли, которыми был Лос-Анджелес. Большинство людей думают о Лос-Анджелесе как о Голливуде, пальмах и океане, когда размышляют об этом месте.
Но по большей части все было просто... серым.
Я шла по тротуару, направляясь к машине, и споткнулась, упав на землю и ободрав колени и ладони, как идиотка.
— Блять! — я вздрогнула, потому что колено определенно кровоточило.
— Ты в порядке? — спросил чей-то голос, и я взглянула на обеспокоенного мужчину с ярко-зелеными глазами.
Он чем-то напомнил Ари.
— Я в порядке, — пробормотала я, быстро отходя, не желая больше на него смотреть.
Так будет продолжаться вечно, не так ли? Я всегда буду искать Ари в каждом проходящем мимо человеке. Когда кому-то принадлежала душа, частички тебя всегда будут искать ее.
Навсегда.
Я села в машину и уставилась на ладони. Они были красными и раздраженными, а кожа — в потертостях. Ладони скоро заживут, тело всегда легко восстанавливалось после травм.
А вот то, что внутри, похоже, никогда не восстановится.
Но почему так? Почему я никогда не могла разобраться в этом дерьме?
Я была печальной историей с тех пор, как исполнилось десять лет. И по большей части просто была довольна этим. Или, может быть, недовольна... может быть, не хотела ничего с этим делать, потому что никогда не чувствовала, что смогу.
Я ехала по улице, думая обо всех вещах, которые ненавидела в себе... которые хотела изменить.
Передо мной загорелся красный свет, и я затормозила, опустив козырек и уставившись на себя в зеркало. Разглядывая отражение. Пытаясь найти что-то, что мне понравилось бы.
Я покачала головой и вздохнула, поднимая козырек, когда загорелся зеленый свет.
Тридцать минут спустя я заехала в гараж Ари. Думаю, поскольку это был арендованный гараж, он, должно быть, станет ничейным.
Сдавленный всхлип вырвался изо рта, и я наклонилась вперед, пытаясь подавить боль. Потому что не могла с этим справиться.
Затем замерла, осознание пронзило меня. Это то, что я всегда делала. Всегда «подавляла боль». Я всегда просто говорила себе, что не смогу с этим справиться.
Но была здесь, не так ли?
Отец убил мать... а потом и себя, а я все еще была здесь. Жила в детском доме, а затем была удочерена жестокими, холодными придурками. Я резала себя, блевала, хотела умереть... и все же все еще была... здесь.
Я спасла себя от жалкой жизни в Нью-Йорке. Я сделала это. Приехала сюда и начала карьеру. Я сама себя содержала. Впускала в себя любовь, даже когда было страшно…
Изменщица. Жирная. Уродливая. Глупая. Жалкая.
Слова возникли внутри... но вместо того, чтобы просто запихнуть их обратно, где те будут гноиться и всплывут в другой день, я по-настоящему вгляделась в них.
Вчитывалась в каждое слово, когда выходила из машины и шла в пустой, печальный дом. До тех пор, пока не оказалась перед зеркалом в ванной, разглядывая... себя.
Изменщица. Жирная. Уродливая. Глупая. Жалкая.
Дрожащими руками я схватила тюбик губной помады, которым в спешке воспользовалась перед тем, как бежать на съемку. Это был горячий, ярко-красный цвет, броня на весь день, по крайней мере, мне так казалось.
Изменщица. Жирная. Уродливая.
Я выгравировала каждое слово на зеркале, каждую букву, выведенную огненно-красным.
Глупая. Жалкая.
Я закричала.
Снова и снова, выплескивая все это наружу, цепляясь за идеи, которые выражало каждое из слов. Я размазывала помаду руками, до тех пор, пока слова не превратились в ничто.
Хватит. Я не буду этого делать. Никогда больше.
— Давай кое-что проясним, солнышко. Ты не изменяла Кларку. Никогда не должна была встречаться с ним. Он был гребаным самозванцем, который удерживал тебя от судьбы. Кларк не являлся твоей второй половинкой. Ты всегда должна была быть со мной.
— Я твердый от тебя каждую гребаную секунду каждого гребаного дня. Я одержим тобой, фактически схожу с ума. Я не вынесу разлуки с тобой ни на какое время. Так что, когда ты говоришь, что ненавидишь это гребаное идеальное тело, которому я поклоняюсь каждой частичкой своей гребаной души... Что ж, мы не можем такого позволить, солнышко.
— Ты идеальна.
Голос Ари в голове цеплялся за другие слова, заглушая их, пока не осталось ничего кроме хороших слов.
Я задыхалась, глядя на последствия своего припадка, повсюду были размазаны красные пятна.
А потом я рассмеялась, звук этого смеха разнесся в воздухе, и я почувствовала себя немного легче. Немного лучше…
Я позволила себе насладиться этим чувством в течение нескольких минут…
А потом все это вычистила, сначала зеркало, стирая каждое красное пятнышко, пока оно не стало сверкающим и чистым, не осталось ни следа слов.
Затем разделась и вошла в теплую воду под душ. Я вымылась, осторожно растирая пятна, пока их не стало совсем не видно, позволяя рукам скользить по всему телу, изучая кожу, кости и изгибы.
Изучая себя.
После того, как полностью вымылась, я вышла из душа и снова посмотрела в зеркало на свое теперь уже чистое лицо. Вода стекала ручейками с намокших волос, по телу, прежде чем попасть в полотенце, которым я обернулась.
— Я идеальная, — прошептала я, пробуя слова на вкус. Я и раньше говорила их с Ари, но никогда сама. Никогда такого не было. — Я идеальная. Я идеальная. Я идеальная. Я идеальная! — закричала я. И услышала его голос в голове, подбадривающий меня, потому что единственное, чего Ари когда-либо хотел… чтобы я была счастливой.
Я опустилась на пол, обхватив себя руками, раскачиваясь взад-вперед, повторяя слова.
Всю жизнь я твердила, что есть причина, по которой я такая. Я резала себя, чтобы избавиться от боли. Блевала, чтобы избавиться от отвращения к себе. Принимала таблетки, чтобы заглушить себя.
И даже если бы назвала себя злодеем, я использовала все это как оправдание того, кем была. Они были причиной.
Но на самом деле… Я была злодеем. Тем, кто выбрал все это. Выбрал смотреть в зеркало и ненавидеть себя. Снова и снова.
Я сказала, что устала от этого. Но что вообще сделала, чтобы это исправить?
Ничего. Я ничего не сделала.
И сегодня это прекратится. Я поднялась с пола и схватила косметичку, вытаскивая лезвия, которые хранила в маленьком боковом кармашке. Посмотрев на них секунду, я бросила те в унитаз.