Саара позвонила мне на следующее утро. Я ждала звонка и поэтому не уехала, а осталась на ночь в Куопио. Она работала бухгалтером, и мы договорились встретиться в обеденный перерыв. Я решила пока не сдавать гостиничный номер, поскольку мне не хотелось беседовать с ней в общественном месте.
Она оказалась невысокой стройной девушкой с длинными волосами, расчесанными на прямой пробор. Было трудно поверить, что ей уже двадцать шесть и у нее девятилетняя дочь. Ее глаза за сильными стеклами очков были просто огромными, она казалась маленькой девочкой, которая пытается выглядеть взрослой. Единственным украшением ей служил довольно крупный золотой крест, висящий на шее поверх серого шерстяного свитера.
— Приятно познакомиться, — произнесла она, протянув руку, словно я была новым клиентом их компании.
В комнате стоял маленький круглый стол и два кресла. Я предложила ей кофе, но Саара отказалась.
— Ты хочешь познакомиться с Ваномо?
— Да, у меня нет других братьев и сестер.
— Нас у родителей всего четверо, я младшая. Господь не послал моим родителям больше детей, несмотря на все молитвы. Никогда не выходит так, как хочется. — Она взглянула мне прямо в глаза и спросила жестким тоном: — Ты простила этому Куркимяки то, что он убил твою мать?
— Нет! Есть вещи, которые нельзя простить.
Я задохнулась, к горлу подкатилась тошнота. Когда я вспоминала о Кейо Куркимяки, мне всегда становилось плохо. Как говорил дядя Яри, этот мужчина просто дьявол во плоти.
— Значит, это до сих пор угнетает твою душу. Мне помогло, когда я получила прощение от священника за то, что родила внебрачного ребенка. Получив отпущение своему греху, я смогла простить и Куркимяки.
— Но ведь в том, что Куркимяки изнасиловал тебя, не было твоей вины! — Я изумленно уставилась на нее.
— Неисповедимы пути Господни, значит, на то была его воля.
Саара не стала делать аборт, хотя все считали, что в данной ситуации это было бы правильно. На нее никто не давил, она сама приняла такое решение и совершенно не жалеет. Я даже представить не могла, каково это — растить ребенка, который родился в результате надругательства и в котором течет кровь убийцы и насильника. Собственно говоря, та же кровь, что и во мне.
— Я очень люблю Ваномо и счастлива, что она у меня есть, — более мягким тоном продолжила Саара, заметив мое смущение. — У моей сестры Рахили сейчас восемь детей, и она ждет девятого. А у меня она одна.
— Наверное, этот случай спас тебя от участи свиноматки. Ведь, наверное, ваши мужчины теперь тобой не интересуются? — неожиданно резко произнесла я и тут же пожалела об этом.
Саара откинулась на спинку стула и побледнела.
— Прости, не хотела тебя обидеть, — быстро добавила я. — Наверное, я просто не все понимаю.
— Если ты хочешь общаться с Ваномо, тебе придется научиться понимать. Не стоит смущать ее непонятными для нее вещами. Она мой ребенок, и только я буду решать, что для нее хорошо, а что плохо. Я хочу, чтобы в ее мире царили только любовь и прощение. Если тебе близки эти понятия, добро пожаловать.
Я встала, вышла в туалет и ополоснула лицо холодной водой. Чего она от меня хочет? Я же обычный человек из плоти и крови и не умею подставлять другую щеку, когда мне дают пощечину, обычно сразу даю сдачи. Библейские заповеди прекрасны, но на таких, как Куркимяки, они не производят ни малейшего впечатления.
Но в данный момент мне следовало принять решение. Готова ли я общаться со своей сестрой на таких условиях? Я выпила воды, вытерла лицо и вернулась в комнату. Саара сидела, скрестив руки на груди и спокойно глядя перед собой. Я попросила ее подробно рассказать мне, что именно я должна научиться понимать. И вот сейчас, лежа на узкой кровати, я шепотом передавала Давиду ее слова.
— Она сказала, что я не должна подвергать сомнению методы воспитания Саары и ее родителей, тем более что в школе она и так получает массу противоречивой информации. Во всех вопросах я всегда должна быть на стороне Саары и не должна с ненавистью говорить о нашем общем отце, ведь Господь велел прощать.
— Представляю, как тебе было сложно, — прошептал Давид мне на ухо, погладив по щеке.
Я молчала. Мне часто приходилось молчать в ситуациях, когда работодатель предъявлял непонятные претензии, выдвигал беспочвенные обвинения, пытался обмануть. Но сейчас все было по-другому.
Мы с Ваномо виделись всего дважды, и каждый раз я старалась больше слушать, чем говорить. Девочка рассказывала мне о своей семье, домашних питомцах, маленьких событиях и происшествиях в школе и дома, о вере, которая сопровождала ее повсюду. Я поведала ей свою жизненную историю, стараясь по возможности адаптировать ее для восприятия такой малышкой. Рассказала про Фриду. Даже если дядя и нарушал закон, запрещающий держать дома диких животных, это было так давно и я была такой маленькой, что сейчас это уже не имело никакого значения.