Тяжело вздохнув, Молот поднялся, помотал головой.
– Ты мне веришь? – спросил Серп.
– Да. Почему я не должен тебе верить?
– Хорошо. Мальчишку они напугали до смерти, а потом утащили тело.
– Они были одни?
– В смысле?
– Без хозяина?
– Судя по всему, без. Его присутствия я не почувствовал.
– Он выпускает их гулять самих по себе, – пробормотал Молот. – Как же далеко все зашло!
– Чертовски верно, – согласился Серп. – Дело дрянь. Дальше будет только хуже. Они становятся все сильнее. Однажды, уже совсем скоро, им удастся освободиться от власти хозяина. А тогда абзац.
– Абзац, – согласился Молот. – Тогда нам с ними не справиться. Даже не выследить.
Он ковырнул носком ковер из палой листвы, открыл рот, чтобы выругаться, но…
– Погоди-ка.
– Что такое?
Молот нагнулся, поднял с земли темный предмет, освобожденный из-под листьев его ботинком.
– Мобильник? – зачем-то спросил Серп.
– Ну, – кивнул Молот. – Наверно, нашего мальчишки.
– Чей же еще!
– Можешь взглянуть?
Серп повертел телефон в пальцах, недобро прищурился:
– Вся грязная работа мне, да?
– Извини. Я с предметами не особенно в этом смысле контачу. Мог бы попытаться, но, боюсь, толку не будет.
– Ладно. Давай попробуем.
Серп отошел с тропинки, присел на одну из более-менее чистых скамеек. С минуту подержал сотовый на ладони, внимательно разглядывая его, потом мягко коснулся пальцами корпуса.
– Телефончик-то недешевый.
– Детям все самое лучшее.
– М-да.
Серп накрыл мобильник второй ладонью, зажмурился. Почти сразу нахмурился, глаза забегали под веками.
– Черт, – пробормотал он. – Жестко.
Молот огляделся. В парке было пусто, только вдалеке на одной из дорожек неспешно прогуливалась молодая мамаша с ярко-оранжевой коляской.
– Что? – шепотом спросил он.
Серп открыл глаза, снова стал пристально рассматривать сотовый. Потом надавил на одну из клавиш, экран с готовностью ожил. Серп принялся рыться в содержимом, открывая папку за папкой, с особой тщательностью изучил раздел «Аудио».
– Ничего, – в конце концов сказал он и протянул мобильник Молоту. – Придержи у себя пока. Может, пригодится.
– Хоть какая-нибудь информация?
– Это не телефон Симагина. Он украл его. Пацан был очень крепким орешком, им пришлось влезать в его голову с помощью музыки. Еще они подключили воспоминания, обратили их против жертвы, обеспечили полную неспособность сопротивляться. Как паук, который муху сначала обездвижит, отравит, а только потом выпивает уже разложившуюся. Охренительно тонкая и сложная работа. Мастерски выполнена.
– Мы и так знали, что это крутые ребята.
– Ну не настолько же.
– Ладно, – Молот положил телефон в карман плаща. – Куда теперь?
– Понятия не имею. Надо бы чуть передохнуть, отдышаться. Где-нибудь… не здесь. Не попадались тебе кафешки или пивные тут неподалеку?
– Попадались.
– Отлично. Веди.
12
Таня давно ничего не рисовала. Она возвращалась в свою квартирку измотанной и раздраженной, ужинала, звонила матери, которая, благодарение всем богам, уже семь лет жила в соседнем городке вместе со своей сестрой, а затем просто валилась в кресло, включала компьютер и тонула в трясине Интернета до тех пор, пока глаза не начинали закрываться. Последний раз она подходила к мольберту пару недель назад, постояла рядом с полчаса, глядя на чистую, гладкую поверхность холста, потом вздохнула и спустилась в магазин купить себе кетчупа. Не было ни мыслей, ни идей, ни образов.
Когда ты с восьми утра до обеда возишься с кучей детей, пытаясь перекричать их, а после обеда до вечера делаешь то же самое, только в индивидуальном порядке, катаясь по городу от одного репетируемого к другому, твое сознание блекнет. Ты растворяешься в пестром гомоне школьных коридоров, в мельтешении деревьев и фонарных столбов по обеим сторонам дороги, в желтом казенном линолеуме под ногами, в тысячах и тысячах слов, которые не нужны ни тебе, ни собеседникам.
Теперь вдруг появился образ. Четкий, яркий, многообещающий. Пропавший Леша Симагин в пустом школьном коридоре. Слева – двери, справа – окна, за которыми наливается густой синевой вечер. Тускло светят лампы, тишина звенит призрачными голосами, смехом, раздававшимися здесь утром. Школа замирает, застывает, погружается в сон, и кто знает, может быть, этот не по годам высокий мальчишка, вжимающий голову в плечи, – ее сновидение?