Чтобы избежать провалов памяти, надо тщательнее вести записи. Может быть, настанет время, когда мы подобным же способом сумеем помочь нашему телу. С изобретением алфавита умственная забывчивость перестала быть неизбежной; возможно, более сложные средства медицины будущего смогут излечивать и физическую забывчивость: мы научимся сохранять в соответствующих устройствах памяти идеальные прототипы наших тел. Тогда можно будет время от времени контролировать отклонения от нормы и устранять их, прежде чем они станут угрожающими.
Биологическое бессмертие и сохранение молодости — могучие соблазны, поэтому люди никогда не перестанут стремиться к ним. Их всегда будут искушать примеры существ, живущих столетия, их не устрашат печальные испытания доктора Фауста. Было бы глупо думать, что это стремление никогда, во все века, лежащие впереди, не увенчается успехом. Будет ли такой успех желателен — это уж совсем другое дело.
Тело — носитель мозга, а мозг — вместилище разума. В прошлом эта триада была неделима, но так будет не всегда. Если мы не научимся предохранять наши тела от разрушения, то мы сможем заблаговременно заменять их.
Заменой не обязательно должно служить другое тело из плоти и крови, ею может быть машина. И это ознаменует собой следующую стадию эволюции. Даже если мозг не бессмертен, он, безусловно, может жить гораздо дольше, нежели тело, которое в конце концов разрушается болезнями и несчастными случаями. Много лет назад в знаменитой серии экспериментов русским хирургам удалось на протяжении нескольких дней поддерживать жизнь собачьей головы.
Если вы полагаете, что жизнь мозга, лишенного подвижности, была бы очень однообразной, значит, вы не до конца поняли то, что уже было сказано об органах чувств.
Мозг, соединенный проводами или радиолиниями с соответствующими органами, мог бы участвовать в любой деятельности, реальной или воображаемой. Разве, прикасаясь к чему-либо, вы отдаете себе отчет, что ваш мозг находится не в кончиках пальцев, а на расстоянии метра от них? И разве вы заметили бы разницу, если бы этот метр превратился в тысячу километров? Радиоволнам на такое путешествие понадобится меньше времени, чем нервным импульсам — на распространение вдоль руки.
Можно представить себе время, когда на людей, еще обитающих в органических оболочках, будут с сожалением смотреть те, кто перешел к несравненно более богатому образу существования и обрел способность мгновенно переключать свое сознание или сферу внимания в любую точку суши, моря или неба, где есть соответствующие воспринимающие органы. Созревая, мы расстаемся с детством; когда-нибудь к нам, быть может, придет вторая, более удивительная зрелость, после того как мы навсегда распрощаемся с плотью.
Предположим, что мы научимся бесконечно долго поддерживать жизнь мозга; не окажется ли он в конце концов чрезмерно перегруженным жизненным опытом, впечатлениями, воспоминаниями, которые слоями наложатся друг на друга, подобно текстам на древнем пергаменте-палимпсесте, и переполняет его так, что больше не останется места? В конечном счете, вероятно, так и будет, но я хотел бы еще раз подчеркнуть, что мы не имеем ни малейшего представления о пределах емкости хорошо тренированного мозга (даже без механических вспомогательных средств, которые, безусловно, появятся со временем). Предел непрерывного существования человека можно охарактеризовать приближенной и округленной цифрой в тысячу лет, впрочем анабиоз может растянуть это тысячелетие на гораздо более длительные сроки.
Возможно, однако, что и этот барьер удастся перешагнуть. Такое предположение я высказал в романе «Город и звезды». В нем я попытался нарисовать практически вечное общество, населяющее замкнутый мир города Диаспар через миллиард лет. Мне хотелось бы закончить главу словами старого наставника Джесерака, который учит героя романа законам жизни:
«Человеческое существо, как и любой иной объект, определяется своей структурой. Структура человека невероятно сложна; однако Природа сумела в свое время заложить все черты этой структуры в крошечную клетку, невидимую простым глазом.