Так в небесном раю эхом отозвалось обещание рая на земле, обернувшееся неродящими пустырями и огромными этапами. Но если из «распрекрасной той благодати», где наливаются соком бледно-розовые яблоки, оказалось возможным вырваться, «поднявши лошадок в галоп», то здешние райские угодья обитателей своих держат цепко. В этом на собственном опыте убедились многие, их миллионы и среди них те отчаянные, что затеяли «побег на рывок»:
Судьба у них оказалась разная. Для одного все кончилось скоро:
У другого дорога из этого рая в тот была подлиннее:
Что и говорить, выбор между этим и тем светом малоутешителен. Что в лоб, что по лбу. У персонажей Ж.Б. даже не самых удачливых, положение все-таки полегче. Пока есть возможность, неплохо задержаться и здесь:
А уж если все сроки вышли и переселения на небо не избежать, то и там можно как-нибудь устроиться, при случае даже не меняя своей земной профессии, например, аккордеониста:
Кто на райские удобства не рассчитывает, у того по крайней мере остается надежда обрести «тишину, покой и уют, где приют последний дают» («Выходец из могилы») и где не будет мучить зубная боль («Завещание»).
Ж.Б. почти половину своей жизни страдал от болезни почек, истязавшей его мучительными приступами. Ему довелось перенести несколько опасных хирургических операций. В.В., по свидетельству его вдовы Марины Влади, прежде чем навсегда покинуть эту юдоль, побывал за гранью жизни. Оба не только постоянно помнили о смерти и часто поминали ее в своих стихах, но и были готовы к встрече с нею. Рассказывают, что когда лечащий врач Ж.Б. сообщил своему пациенту, что жить ему осталось совсем недолго (такая откровенность допускается во Франции врачебной этикой), поэт взял в руки гитару и, улыбнувшись, спел ему одну из своих лирических шутливых песен:
В.В. заключил последнее свое стихотворение, посвященное жене, строками:
ОТЕЧЕСТВА СЫНЫ
Мне снилось, что признал я в нем
компатриота —
Французом был король в державе
дураков.
Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.
Одна из особенностей поэзии Ж.Б. — отсутствие в ней патриотических излияний, проявлений национальной гордости. Что касается казенного или обиходного национального чванства, то его поэт неутомимо высмеивал. Его раздражала, психология людей, «кому окрестный весь белый свет — ничто, один большой пустяк. Надуты спесью так, что впору только треснуть. Счастливы дураки в их исконных местах» («Баллада о людях в их исконных местах»). Поэт не выказывал ни умиления перед символами французской государственности, ни даже общепринятого почтения к ним: «Опрокинут, неровен час, Марианну снова у нас…» («Властелин дураков»). Он никогда не признавался, что любит Францию, пусть даже какой-то своею особой, «странною любовью». При этом трудно усомниться в его глубочайшей привязанности к родной земле, его любви к Сету, городу детства, к Парижу, вне которого он не мыслил своего существования. Париж он оставлял ненадолго, за пределами Франции бывал очень редко и, по-видимому, не очень охотно. Вообще был большим домоседом, чем напоминал одного из своих персонажей, который не считал нужным ехать за тридевять земель смотреть мир: