На что еще надеяться, когда едва ли не все взрослое население «сонной державы» никак не может да и не хочет протрезветь? Поэт, которого не обошла стороной эта постыдная общероссийская беда, сказал о ней яснее и суровее, чем кто-либо другой из русских художников. Слишком многие из его персонажей предстают перед нами в той или другой степени опьянения. Один слегка навеселе, иного томит похмелье, третий ушел в запой, а иной уже дошел до белой горячки. Череду дней и ночей, недель, месяцев и годов заменила последовательность попоек, похмелий, временных и неполных отрезвлений и новых попоек. И хотя вопреки суеверию приверженцев «огненной воды» никакого настоящего облегчения она им не приносит, расставаться с ней они не желают, им это и в голову не приходит:
В самом деле, кто?
Пьют шахтеры, расслабляясь после тяжкого труда в забое:
Пьет кузнец, отправляясь в гости к «ребятам-демократам»:
Пьет Мишка Шифман: не дали Мишке визу на паломничество в Святую землю — и «Мишка пьет проклятую». Но пил он ее и до этого огорчения:
Пьет Ваня, и все его друзья —
Пьет и тот, кого «рванью» никак не назовешь, — «ответственный товарищ», хозяин кабинета, имеющий власть вызывать туда людей «на ковер». Этот тоже пьет, и все отличие от Вани — пьет, надо полагать, что-то такое, что «дрянью» не считается, а бутылки извлекает из книжной полки («Прошла пора вступлений и прелюдий…»). Пьют участники охоты на кабанов — излюбленной молодецкой потехи больших начальников и бывших фронтовиков:
Пьют в деревне по разным поводам, например по случаю смотрин:
Так же пьют и в городе, часто без всякого повода, но почти всегда с какими-нибудь последствиями:
Или того пуще:
Пьют самые разные граждане с паспортами или заменяющими их документами и даже не граждане вовсе, а духи, лешие, бесы, ведьмы, словом, всякая беспаспортная нечисть. Пьют «в заповедных и дремучих страшных муромских лесах», пригласив туда для обмена опытом гостей «из заморского из леса». Пьют у Лукоморья: