Канцлер Оксфордского университета, лорд Гренвиль, поднес императору Александру при посещении им университета диплом на звание «доктора прав».
— Как мне принять сей диплом, — сказал государь, — я не держал диспута.
— Ваше величество, — отвечал канцлер, — вы выдержали такой диспут против утеснителя народов, какого не выдерживал ни один доктор прав на всем свете (50).
Осматривая, в 1814 году, в Гарлеме, достопримечательности этого города, император Александр остановился у модели гранитного камня, служащего подножием памятнику Петру Великому в Петербурге.
При этом, сопровождавший монарха профессор Ланге сказал ему.
— Государь! Наше общество гордится, видя в среде своей героя, которому человечество с доверием дает название Марка-Аврелия, а религия, — благословенного.
— Марк-Аврелий, — отвечал Александр, — может служить хорошим примером властителям, но я не могу с ним равняться, а только стараюсь подражать ему (51).
В бытность свою в Амстердаме, в 1814 году, император Александр, встававший обыкновенно весьма рано и прогуливавшийся по городу в статском платье, зашел в девятом часу утра к купцу Кесвельту, у которого пожелал видеть принадлежавшую ему знаменитую картинную галерею. Когда один из сопровождавших государя местных жителей заметил, что он встает очень рано, не дав себе достаточного отдыха, император отвечал, что привык к этому в военное время. — «Правда, — прибавил он, — что я купил эту привычку дорогою ценою и надеюсь впредь не иметь в том нужды, по продолжаю вставать рано затем, что выигрываю таким образом ежедневно по несколько часов» (52).
В 1818 году, беседуя с прусским епископом Эллертом, император Александр сказал ему — «Императрица Екатерина была умная, великая женщина, но что касается воспитания сердца в духе истинного благочестия, при петербургском дворе было — как почти везде. Я чувствовал в себе пустоту и мою душу томило какое-то неясное предчувствие. Пожар Москвы просветил мою душу; суд Божий на ледяных полях России преисполнил мое сердце теплотою веры. Тогда я познал Бога, как открывает нам его Святое Писание; с тех только пор я понял его волю и его закон, и во мне зрела твердая решимость посвятить себя и свое царствование его имени и славе» (53).
В 1816 году, находясь в Киеве, император Александр послал сказать известному в то время по святости своей жизни схимнику Вассиану, что вечером в восемь часов его намерен посетить князь Волконский. В назначенный час ожидаемый гость тихо вошел в келью слепого старца и стал говорить с ним. Вассиан спросил гостя: женат ли он? имеет ли детей? давно ли служит государю? — «Благодарение Господу Богу, — продолжал схимник, — что государь удостоил и Киев и Лавру своим посещением. Он вчера в Лавре всех обрадовал своим благочестием и своею кротостью».
— Да он здесь — сказал посетитель.
— В Киеве? — спросил Вассиан.
— Он у вас, — отвечал Александр, — благословите меня! Еще в Петербурге я наслышался о вас и пришел поговорить с вами — благословите меня.
Вассиан хотел поклониться в ноги царю, но Александр не допустил его до этого, поцеловал его руку, говоря:
— Поклонение принадлежит одному Богу. Я человек, как и прочие и христианин; исповедуйте меня и так, как всех вообще духовных сынов своих.
После исповеди и долгой беседы, государь пожелал знать, кто в Лавре более других заслуживает внимания и когда схимник назвал наместника, иеромонаха Антония, приказал послушнику позвать наместника, будто бы к князю Волконскому, ожидающему его у Вассиана. Когда же Антоний, узнав государя, хотел отдать ему должную честь, Александр удержал его, сказав: