Государь подходил к антидору, взял вынесенную благочинным просфору и откушал теплоты. Тотчас же начался благовест к молебну. Игумен с крестом, два иеродиакона с кадилами и четыре иеромонаха в ризах, пошли в церковь преподобных, при пении тропаря храму. Во время чтения Евангелия государь упал на колена и подклонил главу под самое св. Евангелие; игумен возложил руку на помазанную главу царя и, держа сверху Евангелие, читал: «Научитеся от Мене яко кроток есмь и смирен сердцем и обрящете покой душам вашим». — Текст этот, столь сходный с кротостью и смирением подклонившегося под него венценосного богомольца, видимо произвел на прекрасную душу государя самое умилительное впечатление. — Братия не могли удерживать слез. По прочтении Евангелия, игумен трижды благословил крестным знамением главу императора, который, с выражением самой живой веры, схватил руку игумена и поцеловал ее несколько раз! — Подобное явление благочестия, веры и кротчайшего смирения могущественнейшего и славнейшего из государей, в пустынной обители, на уединенном острове, — может ли быть забыто? По совершении молебного пения с эктениею, молитвою и коленопреклонением о благополучном путешествии и многолетии, приложась ко кресту и к гробнице преподобных, государь принял поднесенную игуменом икону Сергия и Германа; во время пения догматика его величество стоял у гробницы.
Из церкви государь пошел в кельи к игумену, при пении и сопровождении всей братии. Тут по окончании «Достойно есть» и отпуска, государь приложился к кресту, простился с братиею и, когда посторонние вышли, беседовал, пил чай и принял поднесенный игуменом резной крест в ящике. — Император милостиво повторил: чтобы о всех нуждах монастырских написать записку, прислать в Петербург и отдать князю Голицыну, для вручения его величеству.
При выходе, казначей доложил, что братия просят дозволения проводить до пристани. — Государь согласился и, выйдя из покоев, у крыльца где стояли все иеромонахи и братия, у каждого из первых принял благословение, кланялся братии и, сопровождаемый казначеем, благочинным и экономом, пошел к гостиной. Чрез малое время он вышел из покоев и снова остановясь с иеромонахами спрашивал: «всегда ли у вас бывает такая служба как ныне?» — ему отвечали, что такое же бдение бывает в воскресные и праздничные дни.
По прибытии игумена, государь поклонился ему и пошел рядом с ним из обители. — Начался звон во все колокола; клиросные, идя впереди, пели тропарь и догматик, за клиром шли вся братия. Разговаривая с игуменом, государь приказал ему, когда приедет в Петербург, приходить во дворец, доложив сперва о приезде.
На пристани император остановился посреди всей братии и посторонних посетителей; обратясь к обители, царь помолился с великим умилением, подошел к игумену, принял благословение и поцеловался с ним. Потом низко, поклонясь всей братии, сел в шлюпку, посадив с собою казначея, эконома и своего камердинера.
Когда отвалили от берега, император милостиво откланивался, много раз, кланявшейся ему братии, тихо удаляясь по монастырскому проливу, при звоне колоколов и благословениях тронутой до глубины сердца братии, провожавшей его взорами и напутственными молитвами.
Во время переезда по озеру до Сердоболя, продолжавшемся несколько часов, государь много разговаривал с казначеем и экономом, как о монашеской жизни, правилах, так и о церковной службе, о чтении и пении. — «Можно ли пропеть что нибудь здесь?» — спросил он — и на ответ: что ваше величество прикажете? просил петь тропарь: «Спаси Господи» — херувимскую придворную, потом тропари крещению, на освящение воды и другие церковные стихи.