Такого содержания и был составлен на этот день бюллетень, ежедневно отправляемый в Петербург. Но к вечеру положение государя сделалось снова хуже, все припадки ожесточились, признаки угнетения мозга были слишком очевидны и погасили всякую надежду на благоприятный исход болезни.
18-го ноября, всю ночь провел государь в забытьи и беспамятстве; только по временам открывал глаза, когда императрица, сидя подле него, говорила с ним, и по временам, обращая взор на св. распятие, крестился и читал молитвы. Это распятие было на золотом медальоне, висевшем над диваном, на коем лежал больной. Святыня эта, как родительское благословение, всегда и везде сопровождала государя и свято была им хранима. Не смотря на забывчивость и беспамятство от усиливающегося угнетения мозга, всегда, когда приходила императрица, государь чувствовал ее присутствие, брал ее руку и держал над своим сердцем. К вечеру государи начал очевидно слабеть. Когда Тарасов давал ему пить с ложки, то заметил, что он начинал глотать медленно и несвободно. Тарасов не замедлил объявить об этом. Князь Волконский тотчас доложил императрице, которая в 10-ть часов вечера пришла в кабинет и села подле умирающего на стуле, держа постоянно своею левою его правую руку. По временам она плакала. Тарасов всю ночь безотходно, позади императрицы, стоял у ног государя. Питье больной проглатывал с большим трудом; в 4-м часу за полночь, дыхание заметно стало медленнее, но спокойно и без страданий.
Все свитские и придворные стояли в опочивальне всю ночь и ожидали конца этой сцены, который приближался ежеминутно.
Наступило 19-е ноября. Утро было пасмурное и мрачное; площадь перед дворцом вся была покрыта народом, который из церквей, после молебствия об исцелении государя, приходил толпами ко дворцу, чтоб получить весть о положении императора.
Государь постепенно слабел, часто открывал глаза и прямо устремлял их на императрицу и св. распятие. Последние взоры его столь были умилительны и выражали такое спокойствие, что все присутствовавшие, при безутешном рыдании, проникнуты были невыразимым благоговением. В выражении лица его незаметно было ничего земного, а райское наслаждение и ни единой черты страдания. Дыхание становилось все реже и тише. Наконец в десять часов и сорок семь минут утра незабвенный монарх мирно и спокойно испустил последний вздох.
Донесения об ужасном событии были посланы в тот же день начальником главного штаба, бароном Дибичем, великому князю Константину Павловичу в Варшаву, и вдовствующей императрице Марии Федоровне в Петербург.
Неутешная императрица Елизавета Алексеевна нашла в себе довольно сил, чтоб написать к Марии Федоровне следующие строки:
«Маменька! Наш ангел на небесах, а я еще влачу жизнь на земле. Кто думал, чтобы я, слабая, больная, могла пережить его? Не оставляйте меня… Я одна, совершенно одна, в этом плачевном мире… Наш милый друг сохранил обычный ему благосклонный вид: его посмертная улыбка убеждает меня в том, что он счастлив, что там лучше, нежели здесь… В такой потере, единственное мое утешение — надежда вскоре соединиться с ним».
Вся Россия оплакивала императора Александра: тому были тысячи свидетелей и сомневаться в искренности таких слез значило бы обвинять в лицемерии весь русский народ (57).
Странную случайность представляет число двенадцать в жизни императора Александра.
Он родился 12 декабря 1777 года, т. е. двенадцатого числа двенадцатого месяца.
Шведы подступили к Кронштадту в 1789 году на двенадцатом году его возраста, — первый раз двенадцать.
Взошел он на престол 12 марта 1801 года, на 24 году от рождения, что составляет — второй раз двенадцать.
Нашествие французов было в 1812 году, на 36-м году жизни императора — в числе 36 содержится — три раза двенадцать.
Скончался в 1825 году, на 48 году от рождения, — четыре раза двенадцать, быв болен двенадцать дней.