Что же касается причин, по которым Министерство финансов постоянно отказывало в предоставлении необходимых средств для мероприятий, предположенных Ермоловым, то городские и чиновничьи сплетни при писывали это каким-то личным счетам, возникшим между Витте и Ермоловым на почве неотданного визита между женами этих последних. Однако суть дела была, безусловно, не в этом. Витте, не допуская самым решительным образом значительного увеличения расходов по Министерству земледелия, делал это как в целях сохранения бюджетного равновесия и накопления свободной наличности Государственного казначейства, так и в сознании, что те средства, которые могли бы быть предоставлены на развитие сельского хозяйства и в пределах которых, собственно, и испрашивал их Ермолов, существенного влияния на уровень этого хозяйства иметь не могли. К этому, несомненно, присоединялось и полнейшее недоверие Витте к организаторским способностям Ермолова, отсутствие всякой уверенности, что отпущенные средства будут израсходованы с пользой для дела. Отнюдь, по своему обыкновению, не стеснялся Витте это громко и высказывать. «Дайте мне, — говорил он, — другого министра земледелия — решительного и дельного, и я его забросаю средствами». Нельзя, однако, утверждать, что Витте был при этом вполне искренен, что отрицательные свойства Ермолова не были лишь удобным способом для оправдания отказа в отпуске необходимых средств на подъем отрасли русского народного труда. Взгляд Витте на сельское хозяйство как на нечто второстепенное в области производства ценностей не подлежит сомнению. Неоспоримо также, что он не верил, что наш землевладельческий класс способен к творческой деятельности, не верил, что он с пользой для дела употребит те средства, которые могут быть ему предоставлены путем облегчения ему кредита. При этом он, по-видимому, не признавал и значения развития сельскохозяйственных знаний в крестьянской земледельческой среде. Эта среда должна была, по мнению Витте, прежде всего выделить необходимый для развития фабрично-заводской промышленности рабочий материал, причем он полагал, что это выделение произойдет тем в большем размере и тем скорее, чем ниже будет сельскохозяйственная техника. Наконец, не мог Витте простить землевладельческому классу его страстной критики общей проводившейся им экономической и финансовой политики.
Бороться Ермолову с Витте было, конечно, во всех отношениях не под силу, тем более что мужества для того, чтобы поставить вопрос ребром — или дайте мне возможность работать, или освободите меня от моих обязанностей, — он тоже не имел. При таких условиях Ермолов поневоле ограничивался, так сказать, зачатками различных мероприятий, вероятно надеясь, что при изменившихся условиях зачатки эти легко будет развить в соответствии с действительными потребностями русского масштаба. Действительно, не было той отрасли дел, сосредоточенных в Министерстве земледелия, по которой Ермолов не входил бы в Государственный совет с проектами, направленными к их развитию, но все они представляли преимущественно отвлеченные положения и правила, а собственно средства для их применения либо совершенно отсутствовали, причем полагалось, что они будут назначаться ежегодно в сметном порядке, либо исчислялись в каком-то миниатюрном виде, причем тем не менее неизменно сопровождались возражениями со стороны Министерства финансов. Последнее вполне понятно: Витте даже при скептическом отношении к сельскому хозяйству, благодаря присущему ему широкому размаху, вероятно, охотнее отпускал бы очень крупные средства, могущие оказать действительное влияние на дело, для которого они назначались, нежели суммы ничтожные, но тем самым силою вещей непроизводительные. Так было с институтом инспекторов по сельскохозяйственной части: один инспектор на губернию, причем их предположено было вводить постепенно, очередями, в первую же очередь число их ограничивалось, если не ошибаюсь, двенадцатью. Так было и с проектом о мелиоративных ссудах на земельные улучшения и оборудование хозяйств улучшенным инвентарем и сельскохозяйственными промышленными заведениями. Первоначальное предположение Ермолова о выдаче на бездоходные, но имеющие государственное значение мелиоративные работы, как то: укрепление сыпучих песков и оврагов, беспроцентных ссуд было Витте в Государственном совете благополучно провалено, причем размер сумм, ежегодно отпускаемых из средств казны для выдачи этих ссуд, определен в до смешного малом размере. Так было и с положением о сельскохозяйственных опытных имениях, фермах, станциях и т. п., которое свелось в сущности к установлению различных типов подобных учреждений, к их законодательной классификации. При рассмотрении этого положения в Государственном совете, между прочим, выяснилось, что средства, находившиеся в распоряжении Министерства земледелия для выдачи из них пособий земским и иным общественным учреждениям на содержание сельскохозяйственных опытных станций, мастерских и т. п., конечно, недостаточные, но все же в общем представлявшие значительную сумму, в буквальном смысле распылялись. Число учреждений, получавших подобные пособия, было довольно значительно, но самый размер этих пособий был нередко прямо смехотворный: имелись учреждения, получавшие в год по 25 и даже по 10 рублей пособия. Происходило это, несомненно, по той же причине — мягкости характера Ермолова, не позволявшей ему отказать какому-либо учреждению в удовлетворении его просьбы о пособии, хотя бы, по необходимости за отсутствием средств, в минимальном размере.