Равным образом совершенно выходила из компетенции Государственного совета вся наша иностранная политика, в том числе и торговая; хотя таможенные договоры и проходили через него, но это было только формальностью. Министр иностранных дел, следовательно, тоже совершенно не зависел от Совета, а потому и сам в нем роли не играл. Не выступал с какими-либо проектами и протестами и Государственный контроль, ограничивая свои замечания чисто формальными соображениями, например, по вопросу об отнесении той или иной учреждаемой должности к тому или иному разряду по выслуживаемой на ней пенсии. Сменившиеся за описываемый период деятельности Совета министры народного просвещения (Боголепов и Ванновский) проявляли свою деятельность почти исключительно в порядке управления и в Государственном совете не высказывались и ничем особенным не выказывались. Министр путей сообщения кн. Хилков представлял, несомненно, несколько отличный тип self made man[150] — как известно, он начал свою карьеру машинистом в Америке, — но, по-видимому, он был исключительно техником. Свои безусловно демократические взгляды он ничем в Совете не обнаруживал, кроме лишь того, что голосовал при разногласиях всегда с наиболее либеральным из сложившихся мнений.
Выдающуюся во всех отношениях фигуру представлял Н.В.Муравьев — министр юстиции. Опытный судебный деятель, занимавший, однако, лишь прокурорские должности, ученый, образованный, превосходный оратор, Муравьев отличался огромным честолюбием и в карьерных целях всегда прислушивался к настроению верхов и с ними согласовал свои действия. Так, в 1895 г., при открытии им в Ревеле новых судебных установлений он в согласии с намечавшимися тогда новыми веяниями произнес блестящую, привлекшую всеобщее внимание речь, в которой говорил, что под крыльями могучего русского орла есть место всем народностям. «В составе русского государства, — сказал он, — несть ни Еллина, ни Иудея». В том же 1895 г. при открытии им деятельности комиссии по пересмотру судебных уставов он с особой яркостью подчеркнул, что суд должен быть независим от всяких посторонних влияний. Со временем отношение его к этому вопросу, однако, изменилось и, думается мне, под влиянием как изменившихся настроений на верхах, так и страстного желания занять должность министра внутренних дел. Консервативные взгляды были при этом тогда обязательны, да он и по существу их разделял. Состоя министром юстиции, он понимал, что не может не быть сторонником законности и права, что перед судебным ведомством ему необходимо отстаивать судейскую независимость, если не от власти генерал-прокурора, которым он состоял по званию министра юстиции, то, по крайней мере, от администрации. Положение при этих условиях создавалось для него довольно сложное, и осторожный Муравьев выходил из него тем, что в дальнейшем избегал всяких сколько-нибудь ярких выступлений и вообще направил свою деятельность преимущественно к окончанию начатой еще в 1881 г. разработки нового уголовного уложения и необходимого в связи с изданием нового уложения переустройства судебных учреждений. Первое, а именно новое уложение, ему и удалось провести через все многочисленные обсуждавшие его комиссии. Государственным советом оно было рассмотрено в 1903 г. Второе же, связанное с изменением судебной компетенции земских начальников, он не довел, да и не мог довести до конца, так как для этого необходимо было соглашение с министром внутренних дел[151] и притом явное обнаружение либо ярко консервативного, либо либерального направления, а это не входило в его виды. В результате получилось то, что утвержденное еще в 1903 г. новое уголовное уложение целиком никогда в действие приведено не было. Фактическое применение получило оно лишь в той части, которая касалась государственных преступлений[152]. Была еще одна мера, которую провел Муравьев, и притом с некоторым треском, а именно отмену ссылки по судебным решениям с заменой ее тюремным заключением, а также и по приговорам сельских обществ по отношению к их членам, отбывавшим наказания за уголовные преступления, с заменой ее полицейским надзором[153]. По поводу этой меры, проходившей в Государственном совете в 1900 г., Муравьев произнес в Общем собрании Совета блестящую речь, в которой между прочим сказал: «Министр юстиции императора Николая II говорит — ссылка отменена». Это гордое заявление осталось только заявлением — фактически эта мера не уменьшила сколько-нибудь значительно число ежегодно ссылаемых в Сибирь[154].
151*
Все т. н. «учреждения по крестьянским делам» со смешанной судебно-административной компетенцией (земские начальники, уездные съезды и губернские присутствия) были подчинены МВД. Между тем, подсудность дел земским начальникам была разграничена с городскими судьями, уездными членами окружного суда и окружными судами — а это уже были чины и учреждения судебного ведомства. Соостветственно, любое изменение этой подсудности требовало соглашения между МВД и Министерством юстиции.
152*
В действие были целиком введены следуюшие части нового Уголовного уложения: «О бунте против Верховной власти», «О смуте», «О государственной измене» и «О противодействии правосудию», относящиеся к политическому и революционному протесту, и «О непотребстве», относящиеся к преступлениям против общественной нравственности и половой неприкосновенности; также были введены в действие несколько отдельных статей по различным преступлениям, не предусмотренным Уложением о наказаниях 1885 года (например, преступлениям против авторских прав).
153*
10 июня 1900 года были Высочайше утверждены Временные правила о замене ссылки на поселение и житье другими наказаниями (ПСЗ № 18777). Этими правилами полностью была полностью отменена ссылка на житье как особое уголовное наказание, с заменой ее различными видами заключения. Ссылка сельскими обществами «порочных» членов (формально именовавшаяся «предоставлением в распоряжение правительства») была сохранена, но поставлена в зависимость от согласия земского начальника, уездного предводителя дворянства и губернского присутствия; эти меры существенно уменьшили количество ссылаемых сельскими обществами лиц.
154*
Гурко имеет в виду то обстоятельство, что административная ссылка как внесудебное наказание продолжила существование, причем число лиц, ссылаемых административно всегда существенно превышало число ранее ссылаемых в порядке уголовного наказания.