Неожиданный провал остроумно задуманной комбинации наводит на мысль, что в этом направлении предпринимались целенаправленные усилия. Прежде всего трудно поверить, что и отметил со свойственным ему ехидством С.Ю.Витте, будто сам Столыпин совершенно не был в курсе дела, однако он «совсем от него отстранился, т. е. сделал так, как будто бы все это ему было совершенно неизвестно и этим распоряжался один Гурко»[22]. Но министр не просто устранился. У непредубежденного наблюдателя невольно зарождаются подозрения, что вся мощь Министерства внутренних дел была обрушена на Гурко с целью дискредитировать его: сведения агентуры о недобросовестных поставках Лидваля поступают в министерство точно через день после отъезда Гурко в отпуск[23]; тут же, как по команде, московская полиция начинает преследование Лидваля за нарушения правил прописки паспортов, наконец, участники финального судебного заседания сенатского присутствия свидетельствуют об оказании на судей давления (смотри письмо Н.И.Гучкова на с. 598–599). За всем этим ощущается организующая рука министра.
Но помимо этой весьма вероятной личной интриги председателя Совета министров есть более общая закономерность в изгнании Гурко из правительственных кругов. Кажется, ближе всех к истине подошел Ю.Б.Соловьев, видевший в отстранении Гурко, которого он наряду с Витте и Кривошеиным причисляет к «государственным деятелям» (в отличие от «бюрократов»), свидетельство его чужеродности в бюрократической среде. «Его падение закономерно обусловливалось и его неполным соответствием правилам неписаного бюрократического устава, запрещавшего, в частности, брать на себя малейший риск, хотя бы на йоту большую ответственность, чем следовало, полностью пренебрегая всеми остальными соображениями и пользами. Бюрократ не мог попасть впросак так, как он»[24].
Суд приговорил Гурко к отстранению от должности за превышение власти и неосторожность. В корыстные мотивы действий Гурко не верили даже его политические противники[25]. Блестяще начатая административная карьера оборвалась. Гурко тем не менее не падает духом и начинает с нуля новую карьеру — общественного деятеля. В 1909 г., то есть еще до окончания трехлетнего срока, в течение которого отрешенный от должности по суду не имел права занимать общественные должности, Гурко избирается гласным тверского губернского земства. Активно сотрудничает он и в Совете объединенных дворянских обществ, где в 1909 г. исполняет обязанности управляющего делами. В 1912 г. он возвращается на российский политический Олимп в качестве члена Государственного совета по выборам от тверского земства. В Совете Гурко возглавил умеренно либеральную «беспартийную группу», а летом 1915 г. стал одним из основных авторов программы «Прогрессивного блока».
Гурко сторонился обоих полюсов российского политического мира. Он безусловно чужд всем левым движениям, поскольку не верит в спасительность и даже возможность немедленного осуществления в России демократических начал. «Сторонники конституционного образа правления должны бы наконец понять, — убеждает он. — что и самая конституция может быть осуществлена только при наличности многочисленного зажиточного, вполне независимого класса населения. Ограничить силу может только сила. Толпа, конечно, тоже сила, но сила дикая, неорганизованная, и поэтому она может расшатать власть, низвергнуть ее, но прочно взять ее в свои руки она не в состоянии. В стране нищих не только не может установиться конституции, но даже не может удержаться самодержавный строй… В стране нищих может водвориться только деспотия, безразлично, византийского ли типа деспот, опирающийся на преторьянскую гвардию, или народоправство худшего пошиба, фактически выражающееся в деспотическом господстве сменяющейся кучки властителей наверху и множества бессменных мелких властей полицейского типа — внизу»[26].
25
Как, например, П.Б.Струве. См.: Fisher H.H. Editor's preface // Gurko V.I. Features and Figures of the Past: Government and Opinion in the Reign of Nicholas П. Stanford, 1939.