Конечно, одинаково убедительное изложение двух противоположных мнений представляло для образованного и самостоятельно мыслящего редактора задачу и трудную, и тягостную, причем должно было иметь на него в конечном результате влияние развращающее. Приучая к диалектике, а быть может, в известной мере и к объективности, оно одновременно развивало скептицизм, индифферентизм и склонность к соглашательству — свойства и без того присущие русскому правящему слою. Энциклопедичность вопросов и дел, проходивших через руки редакторов, с другой стороны, бессознательно склоняла их к мысли, что они все знают, а в осо бенности на все способны, а это отражалось на их последующей деятельности. Деятельность же эта была нередко широкая и притом в масштабе Русского государства, так как Государственная канцелярия была рассадником высших должностных лиц. Именно из нее вышли многие из наших последних министров, как то: Кауфман, Харитонов, Рухлов, Философов, Коковцов, Трепов. Все это люди несомненно выдающиеся, но едва ли все они были вполне подготовлены для занятия тех должностей, которые впоследствии занимали. Впрочем, и то сказать, едва ли конституционные министры Запада — журналисты, врачи, адвокаты, прошедшие через стаж народных представителей в парламентских учреждениях, — обладают большими познаниями и большим опытом.
Возвращаюсь к статс-секретарям Государственного совета. Не все они обладали теми свойствами, которые отличали барона Икскуля. Так, заменивший его Г.И.Шамшин (брат члена Государственного совета И.И.Шамшина) представлял совершенно иной тип. Формалист-чиновник, мало интересовавшийся сутью дела, он обращал внимание преимущественно на «корректность» журналов, причем понимал ее своеобразно. По его мнению, она состояла в том, чтобы журналы не только ничего резкого, но и сколько-нибудь определенного не заключали. «Знаете, — говорил он, — как ласточка, летая над водой, чуть-чуть задевает ее поверхность крылом, вот так и в журналах должны мы касаться существа дела; так чуть-чуть, тем самым ничем не связывая решений Совета по другим более или менее аналогичным делам».
Трудолюбив был при этом Шамшин необыкновенно и имел благодаря этому адское терпение писать наново все представляемые ему его подчиненными журналы, причем умудрялся уписать их мелким бисерным почерком на полях будто бы исправляемого им текста и так их изложить, что они заключали лишь гладко нанизанные слова, почти без всякого содержания; такой уж талант ему природа дала. Зато на редакцию законов Шамшин почти не обращал внимания, сохраняя то их изложение, которое было дано составителем журнала.
Совершенно иначе относился к делу Д.А.Философов, статс-секретарь отделения промышленности и торговли с 1899 г. — времени его образования — по осень 1901 г., когда он был назначен товарищем государственного контролера. Умный, талантливый, он отличался беззастенчивостью и какой — то добродушной наглостью. Весьма честолюбивый и всемерно стремившийся к власти, но вместе с тем ленивый по природе, он, как многие умные, ленивые люди, обладал необыкновенной способностью подыскивать себе таких сотрудников, рабо — ту которых он мог бы обернуть в свою пользу, выдавая ее, не стесняясь, за свою. Однако, когда это было необходимо, он мог любую работу исполнить и сам, обладая при этом талантливым, чуждым канцелярского шаблона пером. Назначением в статс-секретари он был обязан собственной работе, а именно проведя в Государственном совете в сессию 1897–1898 гг. положение о промысловом налоге.
С мнениями, высказанными в департаментах, Философов почти не считался, и составляемые при нем журналы являлись весьма слабым отражением того, что было действительно в департаментах сказано. Делом он все же интересовался, причем влияние его, через посредство председателя Департамента промышленности и торговли Чихачева, на решения Совета постоянно чувствовалось.