Из горла Грэма неудержимо рвался несколько истеричный смех. Уж больно глупо: роботы, с такой легкостью, будто это обычная глина, крушившие суперпрочный ситан, разваливаются на части от удара камнем. Глупо и нелепо, тоже мне — сверхцивилизация! Если, конечно…
Вот оно, снова!
…если это не входит в правила игры.
Грэм почувствовал прилив неукротимой злости к той невидимой силе, что затеяла все это. Они с Деборой были заранее обречены, в них видели две ничтожные фигуры, имеющие хоть какую-то ценность лишь до тех пор, пока не будут исчерпаны последние резервы их сил, способностей и надежд. Этот мир (или то, что пряталось за его личиной) получал удовольствие, ставя их в ситуацию, за гранью которой они неизбежно сломаются. Ведь у всего есть предел… и уж во всяком случае, сил человеческих.
Снова показались роботы. Теперь они шли цепью с интервалом в два-три метра. С той стороны вершины доносился грохот срывающихся камней. Дебора издавала какие-то вопли, но Грэм не вникал в их смысл, не слышал и не слушал. Он вообще перестал рассуждать. В нем пробудился и вытеснил цивилизованного человека борющийся за жизнь первобытный дикарь. Одну за другой обрушивал он обломки скал на бездушных механических врагов. Потом это стало невозможно — не оставалось времени на то, чтобы перебегать с места на место, чтобы хоть как-то предугадывать прихотливую траекторию падения обломков. Роботы были слишком близко, они лезли отовсюду, и он с хрипом хватал камни, швырял их в удивительно хрупкие тела атакующих. Только чисто физические ощущения еще регистрировались его мозгом: боль в яростно сжатых челюстях, колючую твердость камня, впивающегося в окровавленные ладони, наждак пыли в горле и легких, клейкость слюны, от жажды скопившейся во рту, шершавость распухшего языка… Ему казалось, что одно и то же мгновенье последней схватки повторяется бессчетное число раз, ведь роботов не становилось меньше, хотя груды останков росли. Волна зеленой саранчи грозила накрыть его с головой, так что и камни уже некогда было подбирать. Грэм просто хватал ближайщего робота и бросал его в других, не интересуясь результатом. Затем оборачивался к следующему.
Сам того не заметив, он постепенно отступил к самой вершине. А когда вдруг отдал себе в том отчет, то даже удивился как-то равнодушно. Наступил миг просветления, когда с глаз спала пелена ярости и он смог ясно воспринять происходящее. Где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что это, возможно, последнее просветление перед самым концом.
Скальных обломков под руками не оставалось. Пятачок вершины охватывало зеленое ожерелье роботов. Прихрамывая, по направлению к нему отступала Дебора, их разделяло каких-нибудь несколько метров. К ней подбежал один из роботов и тупой частью клешни нанес молниеносный удар по затылку. Пантера издала почти человеческий стон и из последних сил в невероятном прыжке преодолела остаток расстояния до Грэма. У него в ногах она рухнула на пыльный горячий камень, судорожно дернулась и застыла в неподвижности.
Дальнейшее не вызывало у Грэма сомнений. Предстояла последняя дикая и жестокая схватка, а потом и ему конец. Совершенно бессмысленный конец на безымянной вершине… И он уже не узнает, кому и зачем это понадобилось. Фигуру смахивали с доски, ей уже не участвовать в непонятной игре…
Роботы-многоножки медленно стягивали кольцо вокруг человека и лежащей у его ног пантеры. Исцарапанный, в разодранной одежде, Грэм как будто окаменел. Сил больше не было. Только ярость еще полыхала у него в груди, холодная ярость. Кому понадобился столь унизительный и для него, и для Деборы конец? Почему его заставляли вести игру с какими-то безмозглыми тварями? Почему их хозяева не пожелали померяться с ним силами без механических посредников?
Сжав кулаки и откинув голову, он угрожающе, с вызовом всматривался в пустое небо. С потрескавшихся губ не слетало ни звука, да и нужды в том не было. Ладно, игру он проиграл, но еще не поздно попытаться схватить за горло игроков!
На миг в его душе поселилась пустота. Грэм превращался в тонкостенную полую фигурку, в пыльном и темном нутре которой робким червячком шевельнулась чья-то чужая мысль. Она была слаба и трудноуловима. Не надо… Зачем… Не все еще потеряно… Спасение еще может прийти… Оно непременно придет… Должно, потому что…
«Почему?!» — мысленно взревел Грэм. И чужая мысль не ответила, потому что не могла, не имела права ответить… Охваченная страхом, она пропала, испарилась…
Дико и жестоко расхохотался Грэм. «Они» его боялись, потому что знали, какой ход может он выбрать. Роботы были совсем близко, но он перестал обращать на них внимание. Мозг действовал с небывалой, даже для него неожиданной мощью. Сюда, воспоминания о срывах памяти: сначала в дождливую ночь на веранде, потом во время нападения огоньков, потом в шалаше на плоту!