Когда одна группа начала сдвигать столы в один длинный ряд в середине террасы, недалеко от места, где мы сидели, Брайан спросил:
— Может, пойдём? Я расскажу свою историю по дороге.
Никто не возражал, так что мы расплатились и ушли. Брайан был настолько добр, что согласился нести часть наших с Лизой сумок вдобавок к собственной, снизив нам нагрузку. Рынок почти опустел, торговцы и покупатели отправились ужинать. Остались только прилавки и торговцы, которые продавали еду. Брайан, видимо, решил, что место было достаточно уединённым, чтобы начать.
— Для контекста, думаю, надо упомянуть, что мои родители развелись, когда мне было тринадцать, — сказал нам Брайан. — Я остался с отцом, а моя сестра Аиша осталась с матерью. Мы с Аишей продолжали общаться, но у нас четыре года разницы, совсем разные интересы, так что разговаривать было особо не о чем. Я посылал ей СМС, как мне невероятно скучно в школе, и через пару дней она присылала мне емэйл о мультфильме, который ей понравился. Или спрашивала совета, что делать, если получила двойку по правописанию.
Мы не были близки. Да и вряд ли это было возможно, ведь я жил в южном конце города, а она — здесь. Но однажды ночью я получил от неё сообщение. Два слова: «Помоги мне». Я позвонил, но телефон был занят. До сих пор не знаю, почему я тогда воспринял это так всерьёз, но я добрался до дома матери так быстро, как только можно. Вылетел из подъезда, пробежал два квартала до Лорд-стрит, в центре города, и взял такси. Оставил таксиста кричать и требовать деньги, когда я ворвался в квартиру матери и увидел сестру.
Она плакала, но не говорила, что случилось. Я не стал переспрашивать. Я обнял её, поднял, и мы направились к выходу. Незнакомый мужчина перегородил мне дорогу. Новый дружок моей матери.
Я понял, что это из-за него она попросила меня о помощи, в ту же секунду, как увидел её реакцию. Возможно я подозревал, что что-то происходит, ещё раньше, по тому, как изменился тон её писем и сообщений. Это объясняло моё предчувствие, которое заставило меня так спешить. Я увидел, как она съёжилась, почувствовал, как она крепче уцепилась за меня, и внутри меня всё похолодело.
Он замолчал на секунду, продолжая идти в тишине. Я почти решила, что он закончил, когда он внезапно повернулся ко мне.
— Тейлор, кажется, я упоминал, что мой отец занимался боксом, когда служил?
— Да, — ответила я.
— Ну, мой отец — непростой человек. Не из таких, кто способен в одиночку растить сына. Не могу сказать, что он был жестоким, но в нём никогда не было теплоты, никаких весёлых историй, никакой отеческих советов, никаких спортивных игр во дворе. Ближе всего с ним мы были в тренировочном зале, когда он держал грушу, кричал на меня, что я что-то делаю неправильно, и оставался в мрачном молчании, если моя стойка, выбор момента и сила удара были безупречны. Или когда мы были на ринге, в боксёрских шлемах и перчатках, мужчина тридцати пяти лет, на пике физической формы, едва сдерживавший себя в бою против своего пятнадцатилетнего сына. Он просто ожидал, что я буду сражаться наравне или принимать удары, и у меня не было особого выбора.
Так что, несмотря на мои пятнадцать, я был высоким для моего возраста, крепким и с поставленным ударом. Я не сказал ни слова, вообще не издал ни звука. Я оставил сестру и избил материнского дружка до полусмерти, а мать всё это время кричала и визжала. Когда я закончил, я взял сестру и вернулся в такси. Эту ночь мы провели у отца, а утром отправились в полицию.
Когда ты бьёшь голыми руками, они не остаются невредимыми. Пара хороших ударов, ты крепко попадаешь кому-то по лицу, по зубам, и костяшки разбиваешь нахер. Я заметил это уже дома у отца, когда очищал и промывал руки. Из моих разбитых костяшек текла не только кровь, но и тьма, как будто клубы очень чёрного дыма. Когда ты слышишь о событиях-триггерах, ты можешь подумать, что это всё результат ярости или страха. Но мой случай показывает, что может быть и совсем наоборот. Я вообще ничего не чувствовал.
— Ничего себе, — сказала я.
— Такая у меня история, — ответил он.
— Никак не придумаю, как бы это вежливо спросить, но почему тебя не посадили за избиение того парня?
Брайан вздохнул:
— Я был к этому близок, но тот парень, которого я побил, нарушил требования своего условного срока, потому что не ходил на собрания анонимных наркоманов, и Аиша поддержала меня, когда мы утверждали, что он этого заслужил. В результате на суде он выглядел хуже, чем я. Он получил шесть месяцев тюрьмы, я отделался тремя месяцами общественных работ.
— И с тех пор ты просто образец нравственности, не так ли? — ухмыльнулась Лиза.
Брайан улыбнулся:
— Они уже знают, но тебе я, кажется, ещё не говорил, — сказал он мне. — Я ввязался в это дело ради Аиши. Мать лишили родительских прав, когда вмешалась служба защиты детей, так что Аиша теперь живёт с отцом. Проблема в том, что он не идеальный родитель. Уже три года прошло, а он всё ещё не знает, что делать с дочерью, поэтому они в основном игнорируют друг друга. Но она выпендривается, влипает в неприятности, и за ней должен следить кто-то, но не он и не наша мать. Мне в июне восемнадцать, и я планирую лишить и его, и мать родительских прав, и стать опекуном Аиши. Для этого мне нужны деньги.
— Потому он и работает на этой, весьма доходной, работе, — вставила Лиза.
Брайан засунул руки в карманы.
— Мой отец благословил меня на то, чтобы я взял на себя опеку над моей непослушной сестрёнкой. Мать ясно дала понять, что будет сопротивляться до конца. А это означает судебные расходы. Значит, придётся платить частному детективу, чтобы доказать, что она не забросила свои старые привычки, в том, что касается наркотиков и ебанутых дружков. Понадобится квартира, которая сможет пройти инспекцию, и в которой у Аиши будет своё отдельное место. Но самое главное, я должен показать, что я достаточно ответственный и финансово обеспеченный, чтобы это перевесило другой вариант — её родную мать.
— По этому последнему пункту ему помогает наш босс, — сказала Лиза. — Ежемесячное пособие и часть другого дохода Брайана поступает к нему в виде зарплаты от официально существующей компании, и менеджер этой компании согласен дать ему великолепную характеристику.
— И я не в восторге от этого, — признался Брайан, — Это… удобно, я не знаю, как бы я справился иначе, но мне не нравится так полагаться на кого-то, кого я совсем не знаю. Если он свалит с этими сорока тысячами долларов, я справлюсь. Но если он обломает меня здесь…
— Ты уже говорил это раньше, — успокоила его Лиза. — У него нет причин так делать.
— Да. Но от этого мне ненамного легче.
— Я считаю, что ты поступаешь очень благородно, — сказала я.
— Нет, — произнёс Брайан так, как будто его оскорбила сама эта мысль, — я просто делаю то, что должен. Она — моя семья, понимаешь?
— Да, я знаю. — я понимала, насколько важной может быть семья.
Мы замолчали на минуту или две, отчасти потому, что две матери с огромными колясками повернули на углу и пошли перед нами так, что они легко могли нас услышать. Другая причина была в том, что к этому разговору было нечего особо добавить.
Я обрадовалась, когда две мамаши припарковали коляски и остановились, чтобы посмотреть на витрину магазина, потому что это дало нам возможность их обогнать. Группы людей, которые занимают весь тротуар так, что тебе приходится выходить на дорогу, чтобы их обойти — это определённо моё больное место. Рассеянные люди, которые перегораживают тротуар и идут достаточно медленно, чтобы заставить тебя терять время, но достаточно быстро, чтобы их было сложно обойти? Такие заставляют меня мечтать о призыве роя пчёл на их головы. Не то, чтобы я собиралась это делать, разумеется.
Когда мы снова смогли разговаривать, мне оказалось сложно найти новую тему. Я взглянула на Брайана, пытаясь оценить его эмоции после рассказа. Правда ли с ним всё в порядке, или он просто настолько хорошо скрывает чувства? Он выглядел совершенно как обычно, настолько расслабленно, насколько можно ожидать от человека с таким количеством сумок с покупками.
— Эй, а что ты накупил? — спросила его я.