Шнурок долго не поддавался - он пропитался водой, ткань раскисла, слиплась, и если бы не железные наконечники, то она без всяких проблем сама стекла бы на пол. Упершись подбородком в стол, Слава стал ногтями копаться в невообразимом узле, образовавшемся на месте бантика после того как он потянул не за тот конец. Из узла сочилась противная холодная влага, словно из раздавленного насекомого, комок плющился под неловкими слепыми пальцами, ногти никак не могли разобрать его на составные части. От боли в вытянутых до последнего предела руках Слава тихо завыл, Надя вздрогнула:
- Слава, что с тобой?
- Та ыыхах э эхоу шуок раасавяя, - объяснил он. Может мучиться так не стоило, но чтобы женщина не волновалась успокоить ее было необходимо.
Надя опасливо заглянула под парту. Указательные пальцы как раз залезли под сросшийся шнурок, Слава напрягся, пытаясь вырвать их из сустава, но узел не поддавался, а суставы действительно захрустели.
- Перестань, - посоветовала она. - Так ничего не получиться. Ногу на колено положи и там уж с ним разберись.
- А? - машинально переспросил Слава.
Наверное, так действительно было бы лучше, но нога взбунтовалась, тянула под Боку, взбрыкивалась, въезжая коленом в железную перекладину, пальцы занемели, он чувствовал, что из красных они стали синими и распухли, как спелые сливы. А зуд в ступне только нарастал - там кто-то очень умело раздражал щекотливые рецепторы, то раздирая их ногтями, то нежно поглаживая, то втыкая иголки, то прижигая спичками. Гамма создавалась неописуемая. Боль смешивалась со смехом, уколы с ожогами, белое с черным, зеленое с красным, а в общем вызывало только одно желание - поскорее это прекратить.
Возня на последней парте привлекла внимание ближайших соседей. Бока очумело вертел головой, рассеянно заглядывал под стул, в сиденье которого не переставали стучать, точно пытаясь войти или выйти, при этом не отрываясь от основного дела - списывания, промокшая и чихающая Эллочка не утеряла своей проницательности и было осуждающе уставилась на Славу, но тот как раз громоздил ногу на ногу, беря рекордный вес и напрягшись так, что верхняя губа съехала вместе с носом ко лбу, рот разъехался до ушей, зубы скрипели и крошились, а глаза приветливо сошлись на переносице. Девочка побледнела и вспотела, приняв гримасу на свой счет.
Разглядывая вблизи гордиев узел, Слава все больше убеждался - без хирургии не обойтись. Спайки общей терапии не поддаются. Только вот как потом ходить? В столовую бежать, дабы успеть не к шапочному разбору? Приступы зуда ответов на эти вопросы не давали, но заставляли относиться к ним довольно легкомысленно. Слава почесал ребристую подошву и спросил у Нади:
- Ножницы есть?
Хотя можно было и не спрашивать. С таким почерком в пенале носят целый маникюрный набор, пачку лезвий и нож для разрезания бумаги. Надя протянула ему скальпель обратным концом вперед. Слава двумя короткими движениями с удовольствием вырезал узел с обеих концов, бросил этого мерзкого мокрого жука на спиртовку для последующего аутодафе, содрал ботинок, плюхнувшийся в лужу под партой и там затонувший, утихомирил слегка чесотку через носок, снял носок и с мстительным блаженством вцепился ногтями в холодную морщинистую кожу на плоской и ватрушеообразной ступне.
Носок он держал в отставленной левой руке в проходе, так как бросать его вслед за ботинком было жалко. Когда, разодрав кожу и мышцы, ногти заскрипели о кости, он поискал глазами подходящее место для потной тряпки и ничего, кроме Бокиного плеча, не нашел. Туда Слава его и устроил, а Бока вяло отмахнулся от чего-то, задевшего его за ухо. Вряд ли никто не увидел Славиных манипуляций, но наступило такое время, что все уже впали в наркотический бред написания и переписывания лабораторной, в кататонический ступор, когда ничего, кроме алхимических значков не воспринималось и не воспроизводилось. Если бы не Эмма, то вполне можно было собраться и уйти и опять же в классе никто внимания не обратил бы.
- Ты что делаешь? - прошипела Надя и ущипнула его за руку.
От боли Слава рванулся вбок, потерял равновесие, правая рука и ноги сплелись в замысловатый крендель, освобожденная от бремени носка ладонь уперлась в линолеум и лужу, зафиксировав его в таком лежачем состоянии. Теперь он точно знал какую картинку видит висящий на крючке парты портфель.