– В стельку?
– Нет. Но пил. Да, да, я знаю, что говорила. Он снова был у друга. А тот всегда любил выпить, сколько его помню.
На кухню зашел Борис с широкой улыбкой на лице. Он чувствовал себя хорошо и был довольно трезвым.
– О, привет. Не ожидал тебя увидеть здесь.
– Я тоже могу про тебя так же сказать. Как дела?
Арина принялась за трапезу. Надя, увидев это, тоже стала запихивать в свой еще очень большой рот плов.
– Ну прости, дорогая. Я давно не видел Юру. Решили, проведем время классно. Ну, немного выпил я пивка. И то там процент алкоголя чуть ли как у не кваса.
– Да тебя от кваса уже прет. Какое, черт возьми, пиво! – Арина кинула ложку на середину стола. – Ты хочешь мне сказать, ты приехал на машине домой? – Борис слегка кивнул головой. – Ты вообще понимаешь, что тебя могли остановить?
– Да меня никто пальцем не тронул бы. Они все знают мою машину. Знают, что не пью. Да, бывает, раз в два года или около того немного выпиваю, но…
– Никаких «но»! Ты ведь мог кого-то сбить. Ты об этом не подумал? – Арину всю трясло от злости. Она не мола поверить, что ее муж так поступил. – Ты ведь головой думал? Нет! А знаешь почему? Да потому что тебе пить лучше вообще не надо. Когда ты выпьешь, ты похож на дурака деревенского из самой глухой глуши страны. На дебила. А если бы сбил кого-то? Представь первую полосы газет и телеканалы по всей стране. Это ведь позор на всю жизнь, – тяжело вздохнув, она посмотрела на Надю, которая, невзирая на крики, спокойно поглощала плов. – Уходи. Прости, что так полупилось. Но мы будем выяснять отношения.
– Как? Я весь день почти ничего не ела. Дай…
– Надя! Уходи. Прости, что так получилось, но кто знал, что так получится.
– Хорошо, но ты будешь должна мне.
Надя встала из-за стола огорченной. Ее так никто не кидал за последнее время. Но так хотелось схватить пару жареных куриных ножек и убежать отсюда. Но, уходя, она напоследок кинула взгляд на стол.
Арина и Борис остались наедине. Борис присел за стол, но не стал притрагиваться к еде. Он не был тряпкой, чтобы не сказать против своей жены пару грубых, но в меру слов, чтобы закрыть ее крик, доносящийся из глотки. Он сам прекрасно понимал, что сделал, и не думал об этом, когда ехал на машине домой. Он просто думал о том, как придет, схватит свою жену за грудь и они отправятся сразу в спальню.
– Ты как маленький ребенок. Как будто не знал, что делаешь. Слушай меня, Борис, прости, что накричала, но послушай меня внимательно. Когда я поняла, что ты пьян, я испугалась. А вдруг ты кого-то сбил или подрался с кем-то. Я не хочу, чтобы ты спился. Ты сам знаешь, мой отец был еще тем любителем пива и самогонки. Вот что самое главное в его жизни было, а на свою дочь плевать хотел до самого гроба, – Арина замолчала, она не знала, что ему сказать. Просто хотелось лечь спать.
На кухне воцарилась тишина. Каждый из них думал о своем. Или делал вид, как Борис. Он хотел только свою жену – и все. Он всегда таким становился, озабоченным молодым мужчиной, которому хочется переспать с женой и провалиться в глубокий сон, где ему будут сняться кошмары. Как всегда. Кошмарная дочь снова вернется к нему. Со словами «Папочка, это ты! Ты виноват во всем».
– Ладно, ешь, я пошла. Я с тобой не разговариваю сегодня. И будешь спать на диване. Усек у меня? – вставая изо стола.
– Может быть…
– Никаких там «может быть». Ты меня понял? А если бы наша дочь это увидела, то что… – слова застряли у нее во рту. Она на долю секунды забыла, что ее уже нет. Долю секунды она думала, что их любимая дочь жива. – Ладно, спокойной ночи, дорогой.
Арина разложила диван и легла и почти сразу заснула, даже не раздевшись. А Борис остался дальше сидеть на кухне, смотря на тарелку плова. Самая большая травма в их совместной жизни – это потеря дочери.
У Бориса до сих пор никак не укладывалось это понимание, как может погибнуть твой ребенок, когда именно ты его создал. Как можно так смотреть на закрытый гроб и понимать, что там твоя дочь, которую оттрахал какой-то мужик. Как можно с этим жить, осознавая, что не сможешь ее видеть. Он всегда считал таких людей самыми настоящими отморозками, которых надо всех расстрелять и посадить на кол.
– Папа, а когда мне можно будет сесть за руль? Я тоже хочу водить машину, как ты, – спросила его дочь.
– Когда подрастешь. Еще маленькая.
Они стояли в большой пробке. Борис никогда не любил в них попадать, всегда какими-то окольными путями пытался их избежать, но иногда даже это не прокатывало. Особенно он не любил сидеть один в машине и ждать, пока исчезнет весь транспорт и откроет тебе путь дальше.
– Ненавижу быть маленькой, – надулась она, скрестив руки на груди. – У моей подруги сестра уже катается на машине. Почему я так долго расту? Скажи, папа.