Нил, Филиппоне и Уэйт подбежали к сержанту.
— Сегодня у нас будет жарко, — начал тот. — Смотрите, чтобы никто не вздумал сачковать. Пусть каждый по три пота спустит. Ясненько?
— Так точно, сэр, — дружно рявкнули командиры отделений.
— Драить так, чтобы палуба блестела, как зеркало, на окнах ни пятнышка, а в сортире такой блеск, чтобы даже моя бабка, если бы была жива, посчитала за честь посидеть там на стульчаке. Усекли?
— Так точно, сэр!
— Первому отделению — палуба. Второму — окна. Третьему — сортир. Быстро за работу!
— Есть, сэр!
— Р-разойдись!
Нил и Филиппоне резко шагнули назад, повернулись кругом и бегом бросились к своим отделениям.
— Сэр! Рядовой Уэйт просит разрешения обратиться к старшему сержанту-инструктору.
— Ну, что там еще у тебя?
— Сэр! Рядовой Уэйт просит разрешения пойти в церковь…
— А кто же за тебя будет со взводом управляться?
— Рядовой Дэнелли, сэр. Я передам ему все, что приказано.
— В таком случае, котеночек, поторопись. Не то остальные ангелочки упорхнут без тебя. Давай!
— Есть, сэр!
Солдат побежал на свое место. Вслед ему по кубрику раздалось:
— Идущим в церковь построиться через восемь минут. И чтоб все было в ажуре, червяки. Если узнаю, что какая-то скотина вздумала выскочить из строя или еще что натворить, пусть на себя пеняет. Во всяком случае молитвами этот червяк уж не отделается…
В сложенной из красного необожженного кирпича гарнизонной церкви было нестерпимо душно. Два металлических вентилятора, стоявшие по обе стороны алтаря, только мешали слушать капеллана, бормотавшего что-то нечленораздельное по-латыни.
Уэйт как сел на скамейку, так сразу же и задремал. Адамчик же пытался слушать священника, с трудом следя за ним по карманному молитвеннику. Наконец тот кончил бормотать и, наклонив голову, направился к пюпитру, заменявшему традиционную кафедру.
В наступившей тишине посапывание Уэйта показалось очень громким, и Адамчик осторожно подтолкнул товарища в бок.
— А?
— Не спи…
— Что такого?
Капеллан громко откашлялся:
— Братие, — обратился он к присутствующим, — сегодня мы с вами давайте вспомним второе письмо апостола Павла к святому Фоме: «…Ведь бог дал нам не только терпение, но и силу духа, любовь к ближнему и способность держать в повиновении свои чувства…»
Уэйт осторожно огляделся вокруг. Впереди на хороших скамьях сидели местные офицеры и сержанты с женами. Церковь была небольшая, и они заполнили ее почти полностью. Лишь пять задних рядов были предоставлены новобранцам. Капрал, приведший их, стоял в стороне, внимательно наблюдая за порядком.
Капеллан тем временем продолжал свою проповедь, все время повышая голос — он тщетно пытался перекричать заглушавшие его вентиляторы.
— Эти мои слова о том, как надо переносить страдания и не стесняться этого, не роптать…
Взгляд Уэйта скользнул по стене, остановился на открытом окне. Там высоко над голубыми облаками, висевшими над Атлантикой, шли четыре самолета. Тонкие белые полосы, тянувшиеся за ними, постепенно расширялись и сходили на нет, как бы растворяясь в небесной голубизне. Это зрелище было таким спокойным, безмятежным, что у солдата опять смежились веки и голова безвольно упала на грудь.
— «…и во имя веры и любви к Иисусу Христу, — надрывался священник, — что завещал нам правду и дух веры…» Прошу всех встать и прочесть из Евангелия…
Адамчик больно двинул локтем в бок своего соседа.
— Проснись. Евангелие…
— Кто?
— Да вставай же ты! Ну!
Уэйт тяжело поднялся с места, уперся руками в спинку впереди стоящей скамьи и в полудреме слушал, что читал капеллан и повторяли прихожане. Наконец капеллан объявил:
— Можно сесть.
С шумом и вздохами присутствующие опустились на скамьи, снова уселись поудобнее. Уэйт тоже попытался найти прежнее положение, для удобства просунул ноги под переднюю скамью. Капеллан маленьким платочком вытер обильно выступивший на лбу пот.
— Слова, что мы только что прочитали, глубоко волнуют каждого из нас. — снова заговорил он. — Я знаю, что для многих из нас не так уж просто бывает порой должным образом увязывать общеизвестные христианские требования с нашей, повседневной военной жизнью. Не только не просто, но порой даже невозможно. Многим ведь так кажется, верно? Однако позволительно спросить, а законно ли такое мнение? Справедливо ли оно в наших условиях? Запомните, братие, что в жизни не бывает ничего такого, что не стало бы возможным в конце концов. И какой настоящий морской пехотинец позволит себе усомниться в этой истине? — Капеллан изобразил на лице щедрую, искреннюю улыбку. — Да и добрый христианин тоже. Бог делает все возможным. Надо только глубоко верить в это.
Неважно, какие пути избирает человек. Препоны могут встретиться на любом. И их надо преодолевать, как сказал святой Павел, «с верой и любовью». Труднее всего, конечно, делать это в условиях военной службы. Здесь ведь препоны бывают самыми сложными. Думаю, что не ошибусь, если скажу: труднее всего человеку побеждать чувство неприязни и даже негодования по адресу. того, кто бывает груб с ним или допускает насмешки. А такое, чего греха таить, часто бывает на военной службе. В морской пехоте не меньше, чем в армии или на флоте. На военной службе порой случается ведь, что кто-то пытается высмеивать тебя, тычет тебе в глаза твоими ошибками. И касается это не только солдат или матросов, но и офицеров. Все мы порой испытываем крайнюю неловкость от того, что…
Уэйт искоса посмотрел на Адамчика. Тот слушал так, что, казалось, боится пропустить хотя бы одно слово. Слегка наклонив вперед рыжую голову, зажав в коленях покрытые веснушками руки, он не моргая глядел на проповедника. Только временами как-то странно тер левой рукой кисть правой. Все ногти на руках у него были начисто обгрызены.
«Ишь ты, какой шибко верующий, — с неприязнью подумал Уэйт. — А чего бы ему и не быть верующим? Мальчишка ведь. Совсем сопливый. Лет на шесть, а то и на семь моложе меня».
Почувствовав на себе взгляд соседа, Адамчик оглянулся. Уэйт перевел взгляд вниз. Почему-то ему бросились в глаза ботинки товарища — рядом с его начищенными до зеркального блеска башмаками они выглядели уж очень плохо.
«Пожалуй, надо будет обязательно отчитать его за это, — подумал он. — Приказать, как только вернемся, как следует почистить. Чтобы действительно блестели. Да и винтовку его тоже надо будет проверить. За этим парнем нужен глаз да глаз. Ишь какой набожный выискался. Мечтатель несчастный. Времени и так не хватает, а он мотает его направо и налево. Выдумал еще в церковь ходить. Молитвы там всякие, размышления… А сам вон никуда не годится. Пусть только попробует еще лодыря гонять. Живо схлопочет. Не хватало еще, чтобы из-за этого церковника от Магвайра попало. Да и нечего ждать Магвайра. Слава богу, есть командир отделения. Чего больше. Вот же навязался этот парень мне на голову».
— Итак, — завершал между тем капеллан, — неважно, какие трудности и неприятности нас подстерегают, неважно, что твой брат — военный может быть порой недружелюбен к тебе, станет обижать пли высмеивать тебя. Мы все должны быть выше этого, должны трудиться и честно делать свое дело — быть хорошими солдатами или хорошими офицерами. И добрыми христианами. Это наш долг. А остальное неважно. Мы обязаны повиноваться командирам и начальникам. Как военнослужащие. Но и как христиане мы должны всегда помнить о долге смирения и повиновения старшим. Повиновения богу, определяющему наш земной путь, повиновения командирам. чья власть от бога. Возлюбим же всевышнего. Не будем придавать значения поступкам тех, кто по неведению или заблуждению насмехается над нами и нашими заповедями. Помните всегда слова святого Павла: «И да примем мы свою долю страданий, как добрые солдаты Христовы. Во имя отца и сына и святаго духа, аминь!»