— Ладненько, — донесся до него голос Магвайра. — А теперь… Взять оружие! — Он повернулся к своему напарнику: — У меня там кое-какая писанина еще не доделана. Займись-ка с ними по наставлению. Этак, на полчасика. А я пойду…
— Добро!
— А как закончите, пусть готовятся к отбою.
— Добро!
Магвайр вышел из кубрика. Новобранцы тем временем разобрали винтовки и вновь вытянулись двумя шеренгами вдоль коек. Мидберри молча прохаживался по проходу, и это его молчание угнетало солдат. Но вот сержант вышел на середину кубрика, осмотрел строй и, положив обе руки на пояс, крикнул:
— Слушать внимательно! Запомните, что все упражнения с винтовкой делаются особо четко и резко. В это дело надо всю душу вложить. Душу и гордость за то, что служите в морской пехоте. Чтобы лихо было!
Не спеша расхаживая по проходу, он выкрикивал команды, наблюдая, как солдаты выполняют приемы, принимают то или иное положение. Ему сразу же бросилось в глаза, что слабее всего они выполняют прием перекладывания винтовки с левого плеча на правое, и он вновь и вновь повторял команду, пока звук семидесяти пар рук, перебрасывающих семьдесят винтовок, не стал сливаться в один мощный шлепок. Время от времени он подходил к кому-нибудь из солдат, делал ему замечание, показывал, в чем ошибка:
— А ну-ка, подними повыше, парень. Это тебе не буханка хлеба, а винтовка. Держи ее прямо. Прямо, говорят тебе! Вот так.
Потом шел дальше, приподнимая приклад у одного, наклоняя оружие немного в сторону у другого, поправляя тут руку, там плечо, голову, ствол, приклад.
Он даже не заметил, как пролетели эти тридцать минут. Наблюдая, как взвод готовится к отбою, Мидберри ощутил внутреннее удовлетворение. Ему ведь впервые доверили самостоятельное занятие, в первый раз разрешили самому командовать взводом. И вроде бы он неплохо справился с этим.
Когда минут через тридцать вернулся Магвайр, они вместе наблюдали, как взвод готовился к отбою, а затем отправились к себе в сержантскую (на местном жаргоне она называлась «хаткой»). Войдя в комнату, Магвайр сразу же уселся за стол и принялся заполнять какие-то желтые карточки, Мидберри же отошел к раковине. Он налил воды в оловянную кастрюльку и поставил ее на электрическую плитку.
— Как вы насчет чашечки кофе? — спросил он Магвайра.
— Да неплохо бы.
Мидберри нагнулся к шкафчику, стоявшему под окном, достал оттуда две чашки, насыпал в них по ложечке быстрорастворимого кофе…
— Что-то мне показалось, — сказал вдруг Магвайр, — что пару раз ты с ними зря миндальничал. Вот хоть с этим, как его, Бутом. Он же, ей-богу, ну просто спал на ходу. А ты церемонился…
Мидберри застыл на месте. Не поворачиваясь к штаб-сержанту, он невидящим взглядом уставился в затянутое тонкой металлической сеткой окно, рука с ложкой так и повисла в воздухе. Мошкара билась о сетку, тихонько потрескивала раскаленная спираль плитки.
«Значит, все это время, — думал он, — этот тип наблюдал за мной. Шпионил. И даже не думает скрывать это. Ему просто наплевать на меня. Наплевать и все».
— Ты бы врезал как следует паре оболтусов, и все сразу же стало бы на свое место. Заставил бы повыжиматься на полу, другой раз были бы внимательнее.
Вода закипела. Мидберри налил кипяток в чашки, размешал кофе, подал Магвайру.
— Не знаю, — сказал он. — Этот Бут просто стоял неправильно. Вот я его и поправил. Показал, как надо…
— Какое твое дело, почему у него не получалось. Эта обезьяна сачковала, а ты ей объяснял, как надо стоять. Если их не проучишь, никогда потом толку не добьешься.
— Может быть, вы и правы. — Мидберри усилием воли сдержал нарастающее возмущение. Его так и подмывало спросить штаб-сержанта, какого дьявола он позволяет себе шпионить за своим помощником. Он, что же, и на полчаса ему боится взвод оставить? И он сказал бы, если бы не та странная откровенность, даже искренность, с которой Магвайр говорил о своих действиях. Все это было настолько нагло, что у Мидберри пропала всякая охота говорить о чем бы то ни было со своим начальником. Подумать только, он считает, что шпионить — это совершенно законное дело. И даже не думает скрывать ото. Считает, видно, что так и надо. А может быть, действительно так и надо? Ведь старший «эс-ин» обязан учить своего помощника. А по мнению Магвайра, шпионство и недоверие как раз и являются частью учебы…
— Я тут позвонил в штаб, — как ни в чем не бывало продолжал штаб-сержант. — Просил помочь нам. Да с этими протирателями штанов разве договоришься. Сами, говорят, зашились, все люди на учете, никого отпустить не можем. Только если через пару недель, не раньше. Да и то лишь какого-нибудь новичка желторотого, что вчера сержантские нашивки получил. «Может быть», — передразнил он кого-то. — Дерьмо паршивое! Повесили нам на шею семьдесят скотов, червей этих поганых, и рады. Пусть, мол, вдвоем управляются. «Может быть», черт бы вас всех побрал!
Мидберри молчал. Эта новость его здорово расстроила. Все эти дни он надеялся, что им дадут хотя бы еще одного младшего «эс-ина» и тогда ему не надо будет постоянно оставаться один на один с Магвайром. Он много слышал об этом человеке. Говорили всякое. Может, конечно, и не все правда, кто его знает. Тем не менее, ему все время было как-то не по себе. Особенно, когда приходилось оставаться с ним наедине.
— Вон во втором батальоне ни одной вакансии нет. Полный комплект. В каждом взводе по четыре «эс-ина». Да и в нашем почти везде хотя бы по три. Только нас режут. Дерьмо поганое.
— Ведь они же всегда так, — поддакнул Мидберри.
— Ты это о чем?
— Я говорю, что, мол, начальство всегда так делает. Только обещает. Все у них «может быть». На то оно и начальство, чтоб ему провалиться!
— Дерьмо поганое, — продолжал, не слушая его, Магвайр. — Ну и черт с ними. Мы тоже плевать на них хотели. Как они к нам, так и мы будем. Нечего миндальничать. Наших скотов только распусти, потом сам не рад будешь. Ты не думай, будто я тебя заставляю выше собственной задницы скакать. Просто иначе нельзя. Надо покруче гайки завинчивать. Я ведь для твоего же блага стараюсь. Взвод — это что? Дикое зверье. А ты — дрессировщик. Или ты заставишь их бояться, или они тебя. Тут середины нет. А поскольку нас всего двое, надо уж биться, не жалея сил. Каждый за двоих. Усекаешь?
— А что ж тут не понять. Только мне кажется… — попытался возразить Мидберри, но Магвайр вдруг вскочил со стула, обежал вокруг стола. Мидберри насторожился, сделал на всякий случай шаг назад, подобрался, правая рука сжалась в кулак, Магвайр ничего не заметил. Он рывком стянул через голову форменную рубашку, швырнул ее на койку и сам упал на нее лицом вниз. Сквозь изрядно поредевшие, коротко постриженные волосы на макушке у него просвечивала бледно-розовая кожа, и по ней почти через всю голову к шее тянулся глубокий шрам.
— Это у меня память от моего первого в жизни взвода. — Подняв голову, он быстро взглянул на Мидберри. — Я тогда был вроде тебя. Тоже пытался корчить из себя доброго дядюшку…
— А я вовсе и не корчу. Просто я…
— Мы тогда отрабатывали приемы рукопашного боя. Все было нормально, как вдруг у одного болвана, сосунка проклятого, ему и семнадцати лет-то не было, гляжу, глаза на лоб полезли. Хватает этот гад винтовку, прямо как дубинку сграбастал, и на меня. Я и охнуть не успел, как он меня со всего маху хрясь по башке. Потом целую неделю пришлось в лазарете проваляться. — Он поднялся с койки, взял рубашку, вернулся за стол. — И поверь мне, я сейчас даже благодарен этому щенку. Ведь он мне урок дал на всю жизнь. Вовек не забуду. Кабы не он, какой-нибудь психованный розанчик наверняка меня давно уже пристукнул бы. Тут ведь таких немало попадается. Да только я теперь ученый, не боюсь. И ты тоже себе заруби на носу: единственный способ справляться с этой бандой — держать их всегда в страхе. Только страх, и ничего больше.