— Ай! — вскрикнула Галя.
Но Мартын не дал никому опомниться.
— Пане войте, — закричал он еще с порога, — поторопитесь… Несчастье! Ходыка ехал с панскими товарами, да на горе возы обломались, а воевода забирает все на замок.
— Как? Где? — крикнул отчаянно Балыка.
— За мытницей. Хотел прикарманить мыто с четырех возов, да переложил все товары на два воза и обломился.
— Зарезал! Ирод! Дьявол! — заревел пан войт, хватая палицу и шапку, и бросился вслед за Мартыном со двора.
Однако, когда Мартын и пан войт прибежали к заставе, ни одного тюка товаров уже не было на горе: все было сложено и отвезено в замок.
При свете красных, развевающихся по ветру факелов глазам их представилась страшная и пестрая картина. У ворот заставы собралось почти полгорода. Пробираясь сквозь толпу, они заметили и пани Кошколдовну с Богданой, и пани цехмейстрову, и самого Василия Ходыку, и много знакомых горожан. Белые головы женщин наклонялись друг к другу, мужчины покачивали с ужасом головами. «Дьявол, дьявол! Это он!»— слышался кругом сдержанный шепот.
На спуске горы лежало два поломанных воза, лошади уже были выпутаны. Бледный, испуганный, без шапки стоял подле них Федор Ходыка.
— Что ты наделал, что ты наделал, аспид, выплодок чертячий! — застучал войт палкою, наступая на Ходыку. — Ограбил, разорил меня! — кричал он, задыхаясь от гнева и не находя слов.
— Не моя вина, пане тесте, никогда со мною такого не случалось, не я, он… — произнес Ходыка с запинкой, — он виноват…
— Не ты? Не ты виноват? — наступал войт еще грознее. — А кто же тебе велел товары на два воза сложить, когда я велел везти на шести! Кто позволил тебе, га?
— Тебе же, пане войте, хотел корысть сделать… Мыто сберечь…
— Не мне, а себе! Не надо мне твоих сбережений, — закричал запальчиво войт, — не нищим я родился! Было б чем мыто заплатить без твоего ошуканства! Кто тебе позволил мое имя порочить? Ограбить, ославить меня? Отдай мне назад мои товары, деньги возврати! Пропало три тысячи коп литовских грошей! На смех меня воеводе выдал, на позорище, на ганьбу! — Но в это время взгляд расходившегося войта упал на Василия Ходыку. — Ты же уговорил меня доверить брату твоему товары! Что ж ты наделал? Выдал меня воеводе всего, с головой!
— Постой, свате, постой! — попробовал было успокоить его Ходыка, но расходившийся войт не слушал уже никого и ничего.
— Какой я тебе сват, черт меня побери?! — кричал он, стуча палкой. — Ты меня воеводе с головой выдал, так с такими ж скрягами, сквалыгами, харцызами я родниться не хочу! Не видать тебе моей Гали, как своих ушей!
В толпе послышалось движение.
Лицо Василия Ходыки искривилось злобной гримасой, глаза загорелись, но он еще сдержал себя.
— Напрасно не сердись, пане войте, — произнес он дрожащим от гнева голосом, — хотя брат и не виноват в том, что опрокинулись возы.
— Да кто ж тогда виноват, кто? — наступил войт на Федора.
— Червоный дьявол… Видишь, вот он опрокинул возы, подрезал веревки, — поднял Федор одну из действительно перерезанных веревок.
— Нечего мне бабские бредни повторять! Не на дурака напал, — кричал войт. — Знаю ваш сквалыжный род! Соскаредничать захотел! Мыто схоронить задумал?
Но Ходыка перебил войта.
— Что мыто я себе схоронить хотел, того ты еще не знаешь, а что возы червоный дьявол через твою дочь опрокинул, то вот известно доподлинно всем!
— Через мою дочь? — отступил войт, чувствуя, как вся кровь бросилась ему в голову.
— А к кому дьявол летает? Весь город знает, что к твоей дочке! — кричал уже резко и Ходыка, нагло выступая вперед. — Ведь завтра ты думал венчать меня с ней? Известное дело, за что дьявол захотел насолить мне! — разразился он наглым дерзким смехом.
— Правда, правда, — послышалось с разных сторон в толпе робкое подтверждение.
— Ложь, ложь! — крикнул он громовым голосом. — Горло тому перерву, кто посмеет повторить эту ложь! Так мало тебе, что ты ограбил меня, ты еще и ославил мою дочку?! — набросился он на Ходыку. — Не будешь же ты моим зятем, сквалыга проклятый! Не будешь вовек!
— Мы и сами твоей дочки не хотим. Чего расходился? — выступил вперед Василий Ходыка. — Думал нам порченую подсунуть?! — тонкие губы Ходыки искривились в злую улыбку. — Нет, пане войте, хитро ты придумал, да Ходыку трудно провести!
— Я, я? — схватился войт за свою седую голову.
— Подсунуть думал! Ха-ха-ха! — подхватил и Федор. — Только, думаю, теперь после дьявола твою дочь никто не захочет и взять!
— Мою дочь никто не возьмет? — крикнул войт, оглядываясь кругом, но толпа отхлынула от него; подозрительный шепот раздавался то тут, то там; Ходыки улыбались злорадно; Богдана хихикала, а лицо пани Кошколдовны так и пылало от наслаждения.